Сведи меня в могилу

Завёл мотор, пробежал пальцами по приборной панели. Тронулись. Покосился на жену, ожидая реакции на то, что он, бесправный, за рулём. Точно тряпичная кукла, та только голову склонила на бок. Ветер из открытого окна трепал локоны-нитки. Приподняла руку.

– А-а.

– Пить?

Внедорожник подпрыгивал на ухабах просёлочной дороги, оставляя за собой шлейф пыли. Одной рукой водитель поил супругу из бутылки, считаясь с её слабостью. И не скажешь, что недавно чуть не удушила.

Брызги летели во все стороны. Потоки воды, бегущие по подбородку и шее, питали кровавые разводы. Зашлась кашлем. Смоченное горло не саднит – дышать хорошо. Как картинка на экране за лобовым стеклом сменялись бесхозные поля и деревеньки на горизонте. Ненастоящее. В любой момент отрубит питание и не будет кино.

– С… ко… льй-ка? – кое-как выговорила Вини. Что гравий пересыпается.

Встретив тёмный взгляд исподлобья, Богат вернул внимание на дорогу. Это её интересует в первую очередь? Не «как?», не «за что?», а «сколько?». Всё бы отдал за то, чтобы оказаться сейчас в чьей угодно шкуре, только б не в своей. Отвёл глаза.

– Девять. – Через минуту уточнил, добавив голосу истерические нотки. – Тебя не было девять дней.

Как грамотно сформулировал. Будто это её выбор, а не он облажался. Но Вини не вспыхнула. Смиренно прикрыла веки.

Давным-давно на девятый день, как и на сороковой, устраивались поминальные обеды по усопшему. Традиции канули в лету по понятной причине. Церковь никогда не одобряла самоубийство, а единственный теперь возможный уход из жизни (не считая заказного убийства) иначе назвать нельзя. Оттого батюшки теперь трудятся исключительно для живых. Оттого и поминки как-то забылись. Подобное вносит смуту и внимает гостям неудобство. Ибо косвенно причастны к большому греху.

Надо объясниться. Только бы заполнить эту пугающую тишину. А то разорвёт, как хомяка. Решаясь, Богат крепче сжал руль.

– Я имею право на звонок!

Сталь скрипнула под пальцами. В ближайшем кабинете с распахнутой настежь дверью кто-то стал громче клацать по клавиатуре.

– Остынь, брат, – донёсся сонный голос из-за спины.

Не обращая внимания на советы сокамерника, заключённый вдавил лицо в проём между прутьями, будто это поможет.

– Эй! Вы нарушаете мои права! Я выйду и накатаю на вас… АЛЛО-О-О!

– Мих! – донеслось из каморки, а затем раздались мягкие шаги.

Тот самый Мих, два метра, не считая фуражки, за то отныне наречённый Шпалой, соизволил выйти к правоборцу. Поинтересовался:

– Кому накатаешь, малец?

Богат, глядя ему в глаза снизу вверх, пробубнил:

– Телефон мой дайте.

– Мы не проверили. Может, он тоже краденый.

– Ещё раз – это машина моей покойной жены, – чуть пар из ноздрей не пускал. – Спросите у этого, кто документы отобрал, допрашивал. Если договориться не можете, в одном кабинете сидите, я-то тут при чём?

Миха, судя по всему, сегодня благодушен. «Добрый коп». Навалившись плечом на дверь, сложил руки на груди.

– В том-то и дело, что покойной. И суток не прошло, а ты её имущество приватизировал. – Хмыкнул. – При жизни могли договариваться, сколько угодно. Права качаешь, а по завещанию авто тебе не отписано.

Богат невесело хохотнул, сощурив глаза.

– Это что, вы на меня кражу собрались повесить?

Голос предательски дрогнул. Уголки губ Шпалы чуть дёрнулись вверх.

– Прикалываетесь, что ли? – глаза заключённого метали искры. Он вроде бы сдался, отошёл, но тут же снова прильнул к прутьям. – Дайте телефон. Я имею право позвонить… Не стационарный. Мой. Там номер.

– Мих! Чайник вскипел!

Напарник немедленно последовал на зов.

– Вы не понимаете! – крикнули ему вслед. – Это вопрос жизни и смерти!

Полицейский даже не притормозил. Заключённый шарахнул ладонью по решётке, и она задрожала. Старый оборвыш, растянувшийся на лавке, только смачно всхрапнул. Не смея докучать соседу своим обществом, Богат осел прямо на деревянный пол. С надеждой поглядывал на замок, будто он вот-вот должен щёлкнуть. Скрашивал бессмысленное ожидание тем, что клял всё подряд.

План был безупречен. Максимально быстро от задумки до исполнения. И опять всё решили связи. Как старшие товарищи учили.

На самом деле, когда Богат валялся на помойке, больной и нищий, в телефонной книге его был стопроцентный вариант. Мать двоих детей, примерная жена, хорошенькая блондинка и мечта индивидуумов, помешанных на безропотных и нежных. Так вышло, что сердце подарила не какому-нибудь садисту, а случайному проходимцу, кто эти самые сердца коллекционирует. При том ей многого не надо. Одна ночь в году. Ни встречи, ни звонка до следующей, где она с порога кинется на шею, весь вечер будет смотреть в рот, а на утро томно вздохнёт, провожая взглядом. Оно и к лучшему. Раболепие раздражает почти сразу же.

Малышка зарекомендовала себя как лаборант от Бога и дослужилась до места в главном научно-исследовательском институте страны, в Московском филиале внутренних сил. Несмотря на, казалось бы, приземлённость своей профессии, заправляла по-крупному и была на короткой ноге с ключевыми фигурами. У кого ещё можно выведать о тонизирующих новинках для солдат, если не у неё?