Читаем Сверкающая бездна. Какие тайны скрывает океан и что угрожает его глубоководным обитателям полностью

Лишенные нашей рабочей лошадки, мы зависли примерно в миле от места исследования, не имея возможности ни прикоснуться к бездне, ни увидеть ее. Мы просто были вынуждены ждать, пока стихнет шторм. По ночам, лежа в своей каюте, расположенной ниже уровня ватерлинии, и слушая, как волны с ревом бьются о корпус судна, я научилась на миг взлетать на пике волны, а затем вместе с кораблем резко опускалась вниз. А днем я сидела на камбузе вместе с другими членами научной команды и пыталась читать или писать, крепко держа ноутбук, чтобы он не скользил по столу. Члены экипажа по очереди следили за состоянием моря и положением судна, позволяя ему некоторое время подрейфовать, а затем возвращая к месту исследования. Линии наших маневров на карте GPS были похожи на рисунок смятого цветка.

Наконец шторм стих, и аппарат, ко всеобщему облегчению, удалось спустить на воду. Я сидела на камбузе, наблюдая через дисплей за подводным миром, когда экран вдруг погас. Такое уже случалось, и связь обычно восстанавливалась сама по себе, поэтому сначала я не придала этому значения. Однако на сей раз проблема оказалась серьезней. В самый неподходящий момент набежавшая волна ударилась о корабль, вследствие чего трос соскользнул и его заклинило на шкиве. Спускаемый аппарат застрял на глубине около 30 метров, бессильно повиснув под судном, точно игрушечная машинка на веревочке.

Без малейшего намека на панику, не драматизируя ситуацию, команда «Пеликана» и механики подводного аппарата спокойно облачились в защитные костюмы и скрупулезно, шаг за шагом, устранили проблему, придумав, как намотать трос на катушку и закрепить его. Спустя несколько часов на задней палубе как ни в чем не бывало вновь красовался желтый аппарат. Но, когда он был уже готов вернуться в воду, налетел очередной фронт непогоды, волны стали невероятно большими и экспедицию отменили.

«Пеликан» поплыл на север, и вскоре в поле зрения появились летающие пеликаны. Они проносились мимо, словно маленькие птерозавры, и приветствовали нас на берегу. Последнюю ночь я спала на судне, пришвартованном в гавани, но в своей койке все еще продолжала взлетать и падать на волнах, ежечасно просыпаясь, уверенная, что мы снова в пути, чтобы вновь плыть над бездной. Всякий раз по возвращении на берег требуется время, чтобы море отпустило меня. На этот раз морская болезнь мучила меня сильнее, чем когда-либо. Я пробыла в заливе почти две недели в неизменно тяжелых условиях, потом еще две недели мое тело думало, что я все еще там: стоило закрыть глаза, как меня начинало укачивать при одной мысли о волнах.

* * *

Семь недель спустя мы вернулись на «Пеликане» в залив. На этот раз погода стояла отличная, к тому же у нас было больше времени на исследования, так что мы взялись изучать одно из холодных просачиваний и соседнее подводное соляное озеро.

По дну Мексиканского залива разбросаны озера с серебристой рябью на поверхности. Рядом с такими озерами часто располагаются среды обитания холодных просачиваний – плотные слои мидий и прочих моллюсков, питающих свои хемосинтезирующие бактерии метаном и сероводородом, пузырящимися из-под морского дна. Холодные просачивания кишат рыбой, креветками и крабами, которые устраивают здесь охоту, но того, кто по неосторожности заплывает на территорию соляного озера, ждет верная смерть. Вокруг разбросаны трупы несчастных. В самих озерах видны законсервированные тела крабов и гигантских изопод (таких как те, что поедали аллигатора): они попали в воду, которая в пять раз соленее обычной морской воды. В таких озерах также нет кислорода, что делает их еще более смертоносными.

Рассол, образующий эти озера, просочился сквозь морское дно из глубоких залежей соли, погребенных около 160 миллионов лет назад, в юрский период, когда Мексиканский залив был отрезан от Атлантики. Изолированный водоем испарился и высох, оставив на дне сплошной слой соли, толщина которого местами достигала восьми километров. В конце концов, примерно в то время, когда формировались Скалистые горы, залив снова затопило; из новообразованного горного хребта вымывались осадочные породы и попадали в залив, похоронив соленую корку. Под давлением огромной массы отложений соляные слои прогнулись и деформировались – этот процесс известен как соляная тектоника. Морская вода стала просачиваться сквозь трещины, растворять соли и образовывать концентрированные рассолы, которые затем выдавливались наверх. Такой рассол куда более соленый и, следовательно, более плотный, чем окружающая морская вода, поэтому он не смешивается с ней, а скапливается в озера. Помимо Мексиканского залива соленые озера находили в Красном и Средиземном морях, а также вблизи Антарктиды. Некоторые из них размером с лужу, другие же – обширные подводные водоемы шириной в несколько миль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука