Сверхдержава

До Краева не сразу дошло, что сей победный вопль раздается из уст Тани. Она стояла за сеткой, встряхивала головой и брызги пота летели в разные стороны. Правой своей рукой Таня показывала своеобразный жест с оттопыренным средним пальцем – вполне обычный для чумника, но никак не для "правильной" девушки.

– Ого! – Салем присвистнул. – Да ты, никак, научилась выражаться по-чумному, медуза? Браво! Может и майку снимешь?

– Сниму. Когда первую игру сегодня выиграем.

Таня поймала мяч, гордо повернулась спиной и пошла на линию подачи.

– Я нарочно продую эту партию, – громко сказал Салем. – Хочу посмотреть на твои булочки! Они очень аппетитные.

– Еще какие аппетитные! Да не для тебя, джанг! – Таня подала так, что мяч просвистел над самой сеткой и едва не сшиб Лисенка. – Иди люби свой компьютер! Только не обкапай его слюной, а то сгорит от сырости.

Крюгер самодовольно улыбался, Диана сохраняла нейтралитет. Они так и не увидели танины булочки в тот день. Команда Крюгера действительно выиграла, Таня стащила майку через голову, но под ней обнаружился лифчик из синей блестящей ткани.

– Вот чума! – Салем сплюнул под ноги. – Тань, это что за странный прибор у тебя на грудках? Пояс девственности, второй этаж? Он тебе не идет. Цвет не тот…

– Отвяжись!

– Дай померить!

– Он тебе мал будет!

– Да, пожалуй. – Салем поиграл буграми мощных грудных мышц. – Ладно, заканчиваем на сегодня. Последняя игра – ваша. Молодцы. Только уговор – если мы завтра выигрываем первую партию, то ты снимешь и майку, и эти очки для титек.

– А если мы выиграем?

– Загадывай желание.

– Тогда ты поцелуешь Краева, – сказала Татьяна, улыбаясь ехидно. – Взасос.

– Ладно. – Салем с отвращением посмотрел на Краева. – Коля, тебе будет дополнительный стимул для выигрыша. Или, может быть, ты любишь целоваться с мужиками?

– Терпеть не могу, – сказал Краев и отправился в душ.

* * *

Но на следующий день поиграть так и не удалось – Краев рыбачил с Бессоновым и вел с ним сложные беседы. А еще через день Николай позабыл про волейбол – встал утром после своего странного сна с отвратительным настроением, в столовой жевал завтрак с угрюмой физиономией и не обращал внимания на то, что отношения между членами их маленькой компании совершенно переменились.

– Идем играть, – сказал ему Салем после завтрака.

– Куда?

– В волейбол. Ты забыл?

– Ах да… – Николай махнул рукой. – А может, обойдемся сегодня? Настроения нет.

– Я тебе обойдусь! – Парень поднес к носу Краева здоровенный кулак. – Играем. И первую партию выигрываем! Если мне придется тебя поцеловать, я тебе язык откушу.

Пришлось идти играть. И само собой, выложиться на всю катушку и выиграть первую игру – Краева совершенно не прельщала перспектива жить с откушенным языком. И Таня безропотно разделась до пояса, повесила лифчик свой на стойку сетки. Впрочем, к тому времени, когда дошло до увлекательного процесса раздевания, Краев уже не сомневался, что Таня сделает это без затруднений. Потому что девушка изменилась полностью.

Она уже не была больше похожа на правильного барашка. Она вела себя, как нормальный чумник средней степени необузданности.

Что произошло с ней в течение того дня, пока Краев не видел ее? Краев догадывался, что. Теперь Крюгер больше не шептался с Таней интимно на ушко – после каждой выигранной подачи он подходил и целовал ее в губы. Она не возражала. Наоборот, это очень ей нравилось. Она просто сияла и светилась от счастья.

И Диана не возражала. Более того, она пару раз поцеловала Татьяну так страстно, что даже видавший виды Салем покачал бритой головой.

Конечно, они провели весь вчерашний день в постели – Крюгер, Татьяна и Диана. Причем в одной и той же постели. Втроем. Краев готов был в этом поклясться.

В остальном же все шло вполне обычно. Обычно для волейбольной игры, в которой участвуют шесть чумников. Как-то быстро забылось, что Танюшка – не чумник, а самый настоящий баран. Что она не жила восемь лет в чумной зоне, что росла и воспитывалась в самом что ни на есть правильном городе Москве, где люди не пьют и не курят, не ругаются и не обещают дать друг другу в морду. Таня, конечно, не могла сравниться в изощренности выражений с Салемом и Лисенком, лидирующих в сем сложном искусстве. Зато она регулярно обещала выцарапать им глаза или засунуть мяч в какое-нибудь место, совершенно для этого не предназначенное. Кроме того, она перестала бояться. Она уже не воспринимала чумников как угрозу для собственной жизни. Она смотрела на них как на своих друзей – таких, каких никогда прежде у нее не было и быть не могло.