Сверкнув, не погасло

О жизни Давида в лагере я писать не буду, потому что ее не знаю. Известно мне только то, что он протоптал дорожку в санчасть, ибо болел стойкой гипертонией, и по причине болезни Бехтерева (откляченный навсегда зад и согнутая спина из-за окостенения позвоночника) нигде и никем не работал. Всего остального — нар, баланды, жестоких законов зоны, соседей по шконке, строю и столовке, расправ со строптивыми, лагерного жаргона, которым нужно было владеть и т. д. — он хватил по горло. В лагере враз помудревший Давид Г. был тише воды и ниже травы, а отличился только тем, что умел ныкать пачки чая так, что когда освобождался, "кум" умолил его раскрыть — простое человеческое любопытство — секрет "курка". Имея на руках справку об освобождении, Давид тайну раскрыл: пачки с чаем он прятал в нишечке над плафоном в коридоре. Чай пересыхал, но для чифиря он все равно годился.

Давид Г. вышел на свободу и вернулся в прошаренную обысками квартиру в день, когда всему миру было не до него: мир не отрывался от телевизионных экранов, потому что в Лондоне пышно праздновали свадьбу принца Чарльза и принцессы Дианы, и конная брачная процессия молодоженов, неторопливо идущая по улице, была осыпаема цветами тысяч счастливых жителей столицы Великобритании и ее многочисленных гостей.

Реакция вчерашнего зека на мировое радостное событие была выражена сочным, с затейливыми заворотами языком лагеря — единственным, чем таксист обогатился за 5 лет отсидки.

Жизнь Давида после заключения была сильно осложнена. Во-первых, должен был пройти какой-то срок, прежде чем он получит разрешение (таков закон) подать новое заявление об отъезде за границу. После того, как заявление будет подано, начнется долгий путь бумажного листа по канцелярским столам и неизвестно, чем это путешествие кончится. Плюс к этому — уже 65, не отпускающая гипертония, болезнь Бехтерева, безработье и тот душевный ущерб, который естественен для каждого благонамеренного гражданина, пустившего 5 лет жизни коту под хвост…

Сын Давида, жалея отца и прямо-таки отчаиваясь в желании хоть как-то облегчить его участь, не придумал ничего лучшего, как упросить знакомых ему бизнесменов написать письмо безвинно пострадавшему и попавшему вдобавок в очередную советскую западню человеку. Посочувствовать ему, внушить надежду… Авось, мол, американское — заокенское! — участие в судьбе советского страдальца малость облегчит его душу…

Давиду в самом деле стали приходить письма. Небольшие тексты на украшенных виньетками, чуть ли не надушенных листах с затейливыми, на полстраницы подписями наверняка богатых и уверенных в себе людей. Тексты на английском.

Английского Давид не знал, знал его немного я, его сосед. И он пришел ко мне с пачкой конвертов из Америки. Я снял с полки англо-русский словарь и начал потихоньку переводить.

"How are you, dear David!" — писали кишиневцу доброхоты-американцы. — Oh, dear David, I was so happy to hear…

Вслед за этим началом шло самое интересное. Я переводил с трудом, листая словарь ради почти каждого слова. — Как я был рад… нет, счастлив… сейчас, Давид, сейчас… Да: сперва услышать, а потом увидеть… этих великолепных… black horses… черных лошадей с… это слово не могу перевести… впряженных в… сейчас, сосед, тут тоже незнакомое… да, в королевские кареты…

— Какие к х… лошади? — вскипал таксист. — У нас их там не было! И что, б… за кареты? Он про "воронки", что ли?

— "…поверьте, — продолжал я переводить, — свадьба таких прекрасных молодых людей, как…"

— …мммать! Это он о ком?

— "…как принц Чарльз и принцесса Диана… затмевает всё, что я…"

— А обо мне, обо мне он что-то пишет?

— Конкретно ничего, только в самом конце пожелание здоровья и успеха: "good lucк, dear David!"

— Читай следующее, может, там что-то…

Последнее письмо было верхом сочувствия.═

— "How are you, dear David! I was so sorry… я был так огорчен… — произнес я и поднял глаза на Давида. Тот, услышав наконец-то сочувственное слово, тоже насторожился. — Огорчен… when I learned… когда узнал… что Вы… не имели… opportunity… возможности… as well as I… как я…

— А он-то что?

— "…to attend", Давид, — присутствовать…

— Где? Где, мать его за ногу, я не мог присутствовать?!

— "…на… этой брачной церемонии…

Ответом была длинная автоматная очередь из слов шоферского и зековского сленга, из которой мне стало ясно, что отношения Давида с американскими доброжелателями в этот раз не заладились.

Но их дежурное "How are you" в его памяти засело крепко.