Я вытягиваюсь в струнку и в гневе поджимаю губы. Тиндалл, проходя мимо, легко, но успокаивающе касается моей спины.
– Ничего, принцесса. Я поговорю с вашим отцом, а потом мы обсудим поездку в театр, хорошо?
Я киваю.
– Мне бы этого хотелось.
Он изящно кланяется, а затем поворачивается и выходит из комнаты. Стражник снова удаляется, а я возвращаюсь к столу и пью чай, который уже остыл, хотя на самом деле этого не замечаю.
Отец по-прежнему считает меня аксессуаром, и притом неполноценным. И все же каждая его попытка выдать меня замуж не имела успеха, потому как он не соглашался поступиться непомерной ценой за мою руку.
Он прекрасно осознает, что, выдавая меня замуж, отдает и свое царство. А его царство находится в отчаянном положении, настолько погрязнув в долгах, что потребуется немало монет, чтобы это исправить. К счастью для него, у Тиндалла они, по-видимому, из чистого золота.
Услышав перешептывание фрейлин, я резко перевожу на них взгляд, а волосы на затылке встают дыбом, как у кошки, которую погладили против шерсти.
«Убирайтесь. Прочь. Остановите свою бессмысленную, глупую болтовню», – вот что хочется мне сказать. Вот как бы я поступила, будучи царицей.
Если этот брачный контракт действительно будет заключен, у меня появится муж, который сможет меня полюбить. У меня действительно появится некоторая власть здесь, в моем же царстве, хотя я не обладаю магической силой.
Я могу быть хозяйкой своей жизни. Могу стать счастливой. Могу родить дитя и воспитать достойного наследника престола, обладающего магией, с помощью которого он сохранит трон.
Кажется, Тиндалл Мидас – ответ на мою неозвученную надежду. Потому я закрываю глаза, решив, что пришла пора их высказать.
Великие Боги, услышьте мои молитвы…
Я резко просыпаюсь.
Вытаращив глаза, слышу, как в голове непрекращающимся эхом отзывается моя мольба. Даже щека будто пылает от давнего прикосновения Тиндалла – будто это происходило не много лет, а несколько минут назад.
Дура.
Я была наивной, невежественной дурой.
На языке появляется острая горечь, напоминающая осколки льда, и я пытаюсь их проглотить. Сон был точной копией, словно это воспоминание вырвали из моего сознания и проиграли заново перед уставшими глазами.
Не понимаю, для чего разум сейчас так меня мучает.
Наверное, потому что я застряла в деревянной повозке, накрывшись пальто, как одеялом, а единственное укрытие – горбатый холм. Почему, когда становишься уязвимым физически, разум тоже решает стать таковым?
Я сажусь, чувствуя, как от досады скованы движения. Укрытие за заснеженной вершиной холма ничтожно и смешно, но оно немного сдерживает ветер. Но не сдерживает воспоминаний, которые выскакивают в голове, как лопнувшие пружины в матраце, выстреливающие в меня без предупреждения.
Пока я сплю, то вижу мгновения, проведенные с Тиндаллом. А когда просыпаюсь, вижу Джео и то, как он падает замертво на снег, залитый такой же красной кровью, как и блеск его волос. Вижу окруженного тенью человека, который, искажая свет и мрак, смотрит на меня из-под капюшона и надвигается, как выследившая свою жертву смерть.
Мое тело непроизвольно дрожит, но не от холода. Кажется, что холод ко мне даже не прикасается.
– Моя царица?
Пошевелившись, я прогоняю эти воспоминания и наклоняюсь над повозкой. Вижу распростертого на земле сэра Пруинна возле лошадей.
Несмотря на трудный путь, он не выглядит помятым. На его пошитой на заказ одежде ни единой складочки, сапоги сверкают, а подбородок гладко выбрит, хотя понятия не имею, когда он нашел на это время. От стылого ветра, дующего в лицо, его кожа даже не потрескалась.
– Сэр Пруинн, хочу сегодня же отправиться в путь.
Он садится, прислонившись к животному в поисках тепла, и запрокидывает голову, чтобы убедиться, что на улице еще темно.
– Еще не рассвело.
– Скоро рассветет, – отвечаю я, поворачиваюсь и натягиваю пальто. Из него вываливается бурдюк, который дал мне Пруинн, и со стуком ударяется о деревянные доски повозки. – Вода замерзла.
Я слышу, как он вздыхает, но затем встает, слегка потянувшись, и подходит, чтобы его забрать. Он касается моих пальцев и слегка приподнимает темные брови.
– Моя царица, может, передумаете и не станете спать в повозке? Возле лошадей тепло…
– И дурно пахнет, – перебиваю я.
– Да, но…
– Мне прекрасно спится в повозке, сэр Пруинн, – чопорно говорю я. – А вот пустая трата времени меня совершенно не устраивает.
Не дождавшись ответа, я выхожу из повозки и плетусь по снегу, чтобы справить утреннюю нужду. Сидеть на корточках, как животное, справлять нужду на улице и умываться снегом – это какое-то варварство.
Закончив, я возвращаюсь к Пруинну, который уже накормил и запряг лошадей. К счастью, на дне телеги лежат тюки сена и пара мешков с провизией. Мы ограничиваем себя буквально во всем, но даже так наши запасы сократились уже вдвое.
Мы не обсуждали, как поступим, если у лошадей кончится сено и они больше не смогут нас везти. Или как поступим, когда иссякнут и наши запасы. Не знаю, хочу ли я знать об этом.