Свет души

— Ладно, — смягчился десятник, — с первой получки купите себе будильник.

Облегченно вздохнув, Бадрангуй и Даланбаяр тоже присели на бревна. Даланбаяр вытащил из-за голенища трубку с плохоньким металлическим чубуком и закурил. Дым относило ветром в лицо Бадрангую, тот закашлялся, замахал руками. Шахтер, сидевший рядом, покосился на приятелей:

— Один заправский курильщик, а другой, видать, и запаха табака не выносит. Разные вы, ребята! Честно говоря, когда очень устанешь от работы, намахаешься забойным молотком, приятно выкурить трубочку-другую. Затянешься, и кажется, нет на свете ничего слаще табачного дыма! — С этими словами он достал кисет, выколотил погасшую трубку и набил ее свежим табаком.

Бадрангуй пересел на другое место и залюбовался алой полоской заката над самым горизонтом. Словно сквозь туман до него донесся голос Даланбаяра:

— Я-то — человек обыкновенный. А вот мой приятель из лам, а ламы табак презирают! — Узкие глаза Даланбаяра насмешливо сверкнули, желтоватая кожа лица заметно порозовела, видимо, от удовольствия, что удалось поддеть товарища.

Рабочие весело захохотали. Оказывается, их новый шахтер — бывший лама. Интересно! Бадрангуй вспомнил всю свою прошлую горькую жизнь, и от обиды у него на глаза навернулись слезы. Из-под земли донеслось несколько глухих взрывов. Появившиеся взрывники сообщили:

— Сейчас дым рассеется — и можно опускаться.

— Ребята, — обратился десятник к Бадрангую и Даланбаяру, — Кэнсэр и Чулун, с которыми вы работали утром, переходят в бригаду. Придется вам обойтись без напарников, что́ и как делать, вы уже знаете.

— А нас когда в бригаду переведут? — спросил Даланбаяр.

— Поработаете сперва так, как начали. Вам надо освоиться в шахте, попривыкнуть немного. Добыча угля — дело не простое. Ну, пошли, нам предстоит сегодня добыть еще шестьдесят вагонеток угля.

Рабочие зажгли фонари и стали спускаться в шахту. Дым еще не совсем рассеялся. Даланбаяр пригнал первую вагонетку, и Бадрангуй принялся ее разгружать. Он работал молча, ни разу не взглянув на Даланбаяра. Бадрангуй вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. Даланбаяр, которого он считал другом, все время старался ему напомнить о том, чего он сам вспоминать не хотел. «Чужие люди намного лучше таких друзей», — подумал он, припоминая соседку, угостившую их молоком. Как жаль, что матери нет в живых! Перед ним промелькнуло его детство, когда он босоногим мальчишкой пас скот на берегу реки Зуйлийн Чулут-Гол.

«А теперь я уже взрослый, и многое в моей жизни изменилось. Как хочется стать настоящим шахтером! Да ведь и у Даланбаяра было трудное детство, разница между нами лишь в том, что ему не пришлось батрачить. Но он, как и я, — сирота. Мать у него умерла, отец куда-то пропал. Только характер у Даланбаяра трудный, уж очень он вредный и задиристый», — с сожалением думал Бадрангуй. А ведь они могли бы стать верными, надежными друзьями.

Закончив погрузку, Бадрангуй с удивлением отметил про себя, что серая лошадь сделалась черной от угольной пыли. Если бы рассказать об этом в худоне, ни за что не поверили бы. Вот китайцы запрягают лошадей в повозки; он видел в городе, как в одну повозку набилось множество народу, бедняга лошадка никак не могла сдвинуться с места, а кучер настегивал ее кнутом. Монголы же прирожденные всадники. В этих местах лошади более крупные, чем на родине Бадрангуя. Могучая грудь, длинные ноги. На такой можно всю степь одним махом обскакать.

— Ну-ну, пошевеливайся! — послышался голос Даланбаяра, а вскоре показалась и лошадь.

— Ты чего разорался? — вступился за лошадь Бадрангуй. — Плохо идет — значит, устала. Лошадь — существо бессловесное, бесхитростное, есть силы — работает, нет — значит, не может. Не умеет бедняга сказать, что устала.

— Так-то оно так, — согласился Даланбаяр. — Но не могу же я сам вместо нее в тележку впрячься! И когда только смена кончится? Бросили нас тут одних. А случись какая-нибудь беда, никто и не узнает!

— Не скули! Вот догорят свечи, и смена кончится. Уже совсем немного осталось.

Спокойствие и рассудительность приятеля благотворно подействовали на Даланбаяра — теперь он уже добродушно понукал усталую лошадь, но она по-прежнему стояла на месте. Работавшие на погрузке шахтеры, заждавшись Даланбаяра, решили узнать, в чем дело.

— Что случилось? Почему не едешь за углем?

— Лошадь, видать, до смерти устала, никак не хочет идти.

Подбежал десятник.

— Да это тот же самый конь, который в утреннюю смену работал. Вечером должны были дать другого, значит, перепутали. Кончай, ребята, работа дальше не пойдет.

— Правильно, — поддакнул Даланбаяр, — животное пожалеть надо.

Удивился Бадрангуй — с каких это пор Даланбаяр стал таким сердобольным?

— Не забудьте, что завтра на работу к восьми, — напомнил десятник, прощаясь.

Стояла прекрасная летняя ночь. Высоко в небе загадочно подмигивали звезды, нежный ветерок ласково гладил лицо.

— Приедем домой и сразу спать! — предложил Даланбаяр, — с ужином провозишься до утра.

— Надо есть, а то обессилеешь, как та лошадь в шахте, — возразил Бадрангуй.