Они вышли на улицу. Жара спала, и из степи потянуло живительной прохладой. Горы на севере лежали в легкой туманной дымке. Горизонт на западе рдел, словно зарево огромного пожара бросало на него свой багровый отблеск.
Они подошли к клубу шахтеров. Здесь, как всегда, прогуливались пары, резвились ребятишки.
— Ничего интересного, — сказал Дорж, — все как обычно, так было вчера, так будет и завтра.
— Скажите пожалуйста, какой скептик нашелся! — возмутился Дагва. — Что тебя не устраивает? Да один закат чего стоит! Будь я художником, непременно написал бы картину — «Закат». На ней я изобразил бы синее в оранжевых лучах небо и цепь остроконечных гор. Взгляни, какими таинственными они кажутся издали! Жаль, что я не живописец! — вздохнул Дагва.
Дорж огляделся вокруг и, словно впервые, увидел суровую и нежную красоту родного края. При виде гор на фоне заката в сердце возникла легкая грусть. Погуляв, пока солнце окончательно скрылось, Дорж и Дагва направились в кино. Отыскав в темноте свободные места (картина уже началась), они уселись в кресла, и, не пытаясь вникнуть в суть происходящего на экране, Дорж стал рассеянно скользить взглядом по залу. Внезапно его внимание привлекла прильнувшая друг к другу пара. «Какие красивые волосы, — подумал Дорж, разглядывая прелестную косу девушки и густую, лохматую шевелюру парня, — Если у таких молодоженов родится девочка, то у нее будут волосы, как у русалки». Внезапная догадка осенила Доржа. Он до крови прикусил губу.
— Почему ты не смотришь картину? — толкнул его локтем Дагва и, проследив за его взглядом, увидел молодых людей. Парень попытался обнять девушку за плечи, но она отстранилась.
— Гляди-ка, Дорж, это твоя Уянга сидит с инженером Батмунхом.
Дорж удрученно молчал.
— Не огорчайся. Вот кончится фильм, я ему покажу. — Дагва сжал кулаки.
— Не сто́ит, у меня с Батмунхом старые счеты.
— Современные девчонки все такие легкомысленные, — продолжал Дагва, — всегда отдадут предпочтение инженеру, рабочий для них мелюзга. Со мной произошло нечто подобное. Я влюбился в одну учительницу, ухаживал, цветы дарил. И она ко мне вроде бы благоволила, а потом неожиданно замуж за работника горисполкома Лхагвасурэна вышла…
— Молодые люди, — заметил сосед сзади, — болтать ступайте домой, не мешайте смотреть другим.
— Ладно! — Дорж поднялся с места. Дагва последовал за ним.
— Подождем, когда закончится кино, — предложил Дагва. — Мне хочется проучить этого Батмунха.
— Драться из-за женщины? Ну нет, — возразил Дорж. — Этого Батмунха я хорошо знаю. Наша первая с ним встреча на сегодняшнюю была совсем не похожа. Ладно. Придет время — я с ним поговорю. Возвращайся в кино, Дагва, а я пойду. До свиданья!
— Я тоже пойду домой. Держись, брат! — сказал Дагва, крепко пожимая Доржу руку.
Доржа одолевало мучительное сомнение в добром отношении к нему Уянги. Он вспомнил, что давно не видел ее и ничего о ней не слыхал. Знал только, что у нее сейчас каникулы, она находится у родителей, а повидать ее не имел возможности, потому что был канун юбилея Республики, и бригада его работала не покладая рук, чтобы выполнить взятые на себя обязательства. Только однажды они повстречались на улице, и Уянга пригласила его в клуб. Но он вынужден был отказаться от приглашения, так как падал с ног от усталости. С тех пор они больше не виделись. Но он не забыл ее. Она постоянно будоражила его воображение. Идти же к ней домой он стеснялся, а случайной встречи не получалось. Общение с Батмунхом оставило Доржу мало приятных впечатлений. После практики он снова уехал за границу а недавно вернулся с дипломом инженера и в настоящее время работал на шахте. Но теперь при встрече он едва замечал Доржа. И мысль о том, что Уянга может предпочесть ему Батмунха, была для него невыносима.
— Что с тобой, сынок? На тебе лица нет! — забеспокоилась мать.
— Ничего, мама. — Он поморщился. — Я занозил палец, и он у меня побаливает.
Стараясь скрыть от матери свое дурное настроение, он нахваливал ужин, а затем долго стоял у открытого окна, глядя на оживленную толпу, хлынувшую на улицу после окончания фильма. Толпа быстро таяла, растекаясь по улочкам и переулкам, а он все стоял у окна, не зажигая в комнате огня, пока не скрылась из виду последняя пара.
— Ты еще не лег? — удивилась мать, возвратившись из кухни. — Тебе завтра в утреннюю смену идти!
Он послушно разделся и лег. Но уснуть не мог. Стоило ему закрыть глаза, как он видел Батмунха, пытавшегося обнять Уянгу. Может быть, в кино она отвергла его ласку, а наедине поощрит ее? Он с тоской вспоминал ее стройную фигурку, лучистые глаза, крошечную родинку над верхней губой. На него повеяло живым дыханием детства. Он вспомнил школу и коротышку Уянгу. Она всегда просилась на первую парту, потому что за спинами впереди сидящих ей плохо была видна доска. За рост и полноту ее прозвали «Колобок». Но у нее был чудесный голос. Когда она пела, казалось просто невероятным, что эта кроха своим мелодичным и выразительным пением может заставить забыть обо всем на свете.