Свет грядущих дней

Перед ними было еще семь с половиной миль пешего пути через поля и леса до маленького пограничного пункта, где у проводника был знакомый часовой. Идти надо было быстро, стараясь избегать встреч с полицейскими. Сердце у Рени замерло, когда они почти сразу же наткнулись на солдата. Проводник вручил ему бутылку виски. «Он позволил нам пройти, не сказав ни слова, – писала впоследствии Реня. – Даже показал дорогу».

«Бесшумно и осторожно мы прокладывали себе путь между деревьями и кочками», – вспоминала она. Ее пугал любой звук, шорох листвы, мелькание света, пробивающегося сквозь кроны деревьев.

Вдруг – какой-то скрип. Что-то или кто-то – некий силуэт, причем близко. Реня с проводником бросились на землю и, проползя под ближайшими невысокими деревьями, затаились под кустом. Они слышали приближающиеся осторожные шаги. С бешено колотившимся сердцем, покрывшись испариной, Реня выглянула из своего лежбища.

К ним подходил дрожавший от страха человек. Он шел с другой стороны границы и был уверен, что Реня с проводником – жандармы, залегшие в засаде и готовые броситься на него.

В польских лесах существовал альтернативный мир.

– Отсюда дальше все спокойно, – ободрил Реню проводник, как только сам смог снова свободно дышать.

Через несколько минут она вышла из лесу там, где теперь была другая страна.

* * *

Варшава. Реня шла целеустремленно, хотя цель была не совсем ясна. Поезд доставил ее прямо в центр города, и она помедлила немного, чтобы освоиться в новой обстановке: серые и кремовые дома, пологие купола, покатые крыши. Не так представляла она себе первую поездку в большой город, потому что сейчас Варшава маскировалась так же, как она сама, даже сильнее. Ранневесеннее солнце, простирающиеся на мили ряды малоэтажных домов, большие площади и суетящиеся уличные торговцы смутно вырисовывались за миазмами дыма и пепла. Шум городского транспорта перекрывали взрывы и крики, которые, по ее словам, звучали «как вой шакалов». Улицы были пропитаны смертью, густым запахом горящих домов и волос. Пьяные немцы бешено носились на машинах по городу. Почти на каждом перекрестке стояли полицейские контрольные пункты, где у всех проверяли вещи.

Реня шагу не могла ступить без того, чтобы какой-нибудь постовой не прошерстил ее сумку. Она заучила в мельчайших подробностях свой новый документ, накануне полученный от проводника, и мысленно без конца репетировала свою новую личность, стараясь, как всегда, перевоплотиться в человека, указанного в удостоверении, оживить смутный портрет. Это удостоверение не было одной из тех специально изготовленных карточек, в которых по-польски обозначалось ее еврейское имя и место рождения, соответствующее особенностям ее произношения. Оно было получено по случайности – принадлежало сестре проводника. Нынешний документ был надежнее того, которое Реня нашла на улице, но все же в нем не было ни фотографии, ни отпечатка пальца.

Окинув улицу взглядом и отметив нацистские контрольные пункты, Реня испугалась: возможно, для провинции ее документ и был приемлем, но сработает ли он в большом городе? Она провела рукой по поясу и нащупала толстую пачку денег. Пока та была на месте.

– Документы! – рявкнул очередной полицейский.

Реня протянула свое удостоверение, глядя полицейскому прямо в глаза. Он обшарил ее сумку и позволил пройти и сесть в трамвай.

Доехав до своей остановки, Реня еще немного прошла вперед. Полицейские останавливали каждого прохожего; даже маленькие улочки кишели жандармами и тайными агентами, одетыми в штатское и высматривавшими еврейских беглецов из гетто. Любого подозрительного расстреливали на месте. «У меня кружилась голова, – признавалась впоследствии Реня, – когда я воображала себе эту жуткую картину».

Однако, взяв себя в руки, она быстро направилась к своей цели и наконец нашла нужный адрес.

– Я пришла повидаться с Зосей, – сообщила она толстой даме, смотревшей на нее через щель в приоткрытой двери. Это был подпольный псевдоним Ирены Адамович.

– Ее нет.

– Я подожду.

– Вам придется уйти. Мы не принимаем чужих. Нас могут расстрелять, если мы впустим постороннего.

У Рени замерло сердце. Куда податься? Она никого здесь, в Варшаве, не знала, ни единого человека.

Пока ей удавалось пройти через все контрольные пункты, но это не значит, что в следующий раз ее не схватят.

– А кроме того, – прошипела дама, – я думаю, что Зося, вероятно, еврейка. – Она помолчала и прошептала: – Соседи что-то подозревают.