Свет грядущих дней

В большинстве случаев связными становились женщины[432]. В отличие от мужчин, у женщин нет очевидных физических признаков принадлежности к еврейству, поэтому они могли не бояться «теста на спускание штанов». Кроме того, в дневные часы направляющаяся куда-то женщина вызывала меньше подозрений. В то время как польским мужчинам положено было находиться на работе, женщины могли разгуливать – встречаться с кем-нибудь за ланчем или ходить по магазинам – без того чтобы немедленно быть остановленными и отправленными на принудительные работы. Нацистская культура была классически сексистской: не предполагалось, что женщина способна заниматься нелегальной подрывной деятельностью; никому бы и в голову не пришло, что у этой милой крестьянской девушки в юбке зашиты оперативные сводки или в плюшевом медведе – пистолет. Плюс к тому игривая улыбка никогда не помешает. Зачастую нацистов привлекала женская элегантность девушек-связных или ложная наивность их «детского» вида, некоторые из них даже просили немцев помочь им поднести сумки – те самые, что были набиты контрабандой. Для женщины естественно иметь при себе на улице дамскую сумку, ридикюль или корзинку; между тем эти модные аксессуары становились тайными вместилищами оружия. Польские женщины в те времена тоже занимались контрабандой и уличной торговлей всевозможными нелегально ввезенными в страну товарами. Некоторые связные, такие как Тося и Владка, проникали в гетто и лагеря под видом контрабандисток-неевреек. Однажды Тося явилась в некое гетто в спортивном костюме[433], притворившись полькой, задешево скупающей еврейское добро.

Обычно на задания посылали только тех женщин, у которых была несемитская внешность. Так же, как Реня, эти женщины имели светлые волосы и голубые, зеленые или серые глаза[434] и выглядели «правильно». Важны были румяные щеки, поскольку они свидетельствовали о хорошем здоровье. Женщины красили волосы и накручивали их на бумажные папильотки, чтобы придать себе «польский стиль»[435]. Женщины (и мужчины) прилагали усилия, чтобы одеваться в польскую одежду, особенно ценилась мода среднего и высшего классов. (Тогда ходила шутка[436]: если вы видите красиво одетого польского господина, то, вероятнее всего, это еврей.) Фрумка и Ханце носили головные платки, чтобы частично скрывать лица, и (хотя Фрумку для этого приходилось долго уговаривать) накладывали макияж, чтобы выглядеть «более арийски».

Девушкам также было необходимо усваивать типично польскую жестикуляцию и манеру поведения. Порой что-нибудь простое – вроде муфты – помогало справляться с чисто еврейской привычкой размахивать руками[437] во время разговора. У Рени были польская внешность и манера держать себя, уверенная походка и мгновенная реакция, и по-польски она говорила совершенно свободно. У польских евреек было больше опыта общения на этом языке, чем у мужчин. По финансовым соображениям сыновей обычно отдавали в еврейские школы, а дочерей – в государственные. Девочки, такие как Цивья и Реня, выучивались говорить на польском, как на родном, без характерного еврейского акцента. Они изучали польскую литературу, проводили целые дни с польскими сверстниками, перенимая их манеры и особенности поведения.

Польские еврейки, как ни парадоксально, оказались в более выгодном положении «благодаря» своей бедности. До войны им приходилось работать, и на работе они обзаводились знакомствами среди неевреев, общались с ними, дружили. Женщины знали своих польских соседей, знали их кухню, видели, как они воспитывают детей, им были знакомы польские обычаи, как религиозные, так и мирские. Например, они знали: если евреи чистят зубы каждый день и многие из них носят очки, то поляки не делают ни того ни другого[438].

Варшавские специалисты, например из салона «Институт красоты»[439], помогали евреям менять внешность. Они проводили операции по коррекции формы носа (и по восстановлению крайней плоти), давали консультации по макияжу, обесцвечиванию и укладке волос. Челки, вьющиеся волосы, кудряшки вызывали подозрение, поэтому они рекомендовали, чтобы волосы были гладко зачесаны со лба назад на арийский манер. Но кроме этого они давали уроки хороших манер, обучали еврейских женщин готовить свинину и пить самогон, меньше жестикулировать и больше молиться Богу. Приезжая в Бендзин[440], Тося призывала своих товарок учиться читать католические молитвы – на случай, если их остановят и решат проверить.

Евреи изучали катехизис и праздновали дни святых покровителей[441] – своих друзей и свои. Чисто еврейские выражения (например, «Ты с какой улицы?») следовало заменять их польскими аналогами («Из какого ты района?»). Нюансов было бесконечное множество.