Свет грядущих дней

Оружие – для тех, кто никогда прежде и не помышлял о средствах разрушения.

Оружие – для тех, кого готовили к трудовой жизни и мирным ремеслам.

Оружие – для тех, кто рассматривал пистолет исключительно как вещь ненавистную…

Для этих самых людей оружие стало святыней…

Мы использовали его в священной борьбе, чтобы стать свободными людьми[568].

Ружка Корчак

Реня

Май 1943 года

– Это не твоя вина, Фрумка, – в энный раз повторяла Реня[569], видя, как ее подруга, ее лидер, рыдает и мечется. Реня благополучно вернулась с задания и принесла новости, увы, не все они были хорошими. – Пожалуйста, Фрумка, успокойся.

Страсти, бушевавшие у Фрумки внутри, вырвались из-под контроля. Узнав, что Цивья жива, она снова было загорелась, опять почувствовала прилив сил. Но все рухнуло, когда она услышала, что Ханце погибла при попытке выйти из Варшавского гетто.

– Это я виновата! – пронзительно вскрикнула она, ударив себя в грудь кулаком с такой силой, что Реня подпрыгнула в испуге. – Это я послала ее в Варшаву, – сказала Фрумка, задыхаясь.

Реня не знала, что делать: то ли держать ее, то ли оставить одну. Товарищи долго скрывали от Фрумки смерть сестры, опасаясь именно такого срыва. В своих дневниках Хайка окрестила Фрумку как одного из лидеров, не совсем подходивших для ошеломляющей военной реальности[570].

Другие товарищи поддержали Реню:

– Это не твоя вина.

– Нет, моя! – выкрикивала Фрумка снова и снова. – Я несу ответственность за смерть моей маленькой сестрички! – Она не переставала рыдать, горестные слезы градом катились из ее глаз.

«Но человек сделан из железа, не знающего страданий, – написала впоследствии Реня. – Фрумка пришла в себя даже после такого чудовищного удара». Единственным побуждением, которое владело теперь ею даже глубже и яростнее, чем скорбь о сестре, была жажда мести.

Реня видела, как горе Фрумки трансформируется в действие, в гнев, в страстное желание брать на себя самоубийственные задания по спасению людей. То же самое чувствовала она сама, когда узнала о смерти родителей. Это было маслом, подлитым в и без того пылавший огонь. Фрумка стала одержима: ни один человек, способный бороться, не должен ждать, чтобы его спасли! Самозащита – единственное средство избавления! Умри героической смертью!

Но это касалось не только Фрумки: хагана́[571] становилась основной движущей силой деятельности и Рени, и всей бендзинской группы. Полуторамесячное сражение в Варшаве было первым восстанием городского подполья против нацистов. Борцы всех гетто хотели следовать примеру, поданному польской столицей. Хайка стремилась к тому, чтобы усилия Заглембья не только повторили, но и превзошли Варшаву. Бендзинская группа разработала план сожжения всего гетто и организовала обучение пользованию оружием, которое продолжало поступать. После загадочной поимки Идзии Пейсахсон в Ченстохове политика подполья сменилась: теперь все курьеры, перевозившие оружие, должны были работать парами.

Реня стала одной из таких кашариотов[572].

Работала она на пару с двадцатидвухлетней Иной Гелбарт из «Юного стража»[573] – «живой, энергичной девушкой, – по словам Рени, – высокой, проворной, милой – типичной дочерью Силезии. В ней не было ни на гран страха смерти».

У обеих имелись фальшивые документы, позволявшие им пересекать границу Генерал-губернаторства. Полученные от лучшего мастера из Варшавы, эти документы стоили целое состояние, но, как вспоминала Реня позднее, торговаться было не время. Прибыв на пограничный пропускной пункт, девушки уверенно предъявили их: удостоверение личности с фотографией государственного образца и разрешением на транзит и внутреннее удостоверение личности со вклеенной фотографией. В те времена дорога на Варшаву охранялась не так строго, поэтому они знали: если пройти пограничный контроль, можно считать, что путешествие прошло успешно.

Полицейский, проверявший документы, кивнул.

Теперь Реня действовала в Варшаве смелее. Лучше узнав город, она чувствовала себя более опытной. Девушкам предстояло найти человека по фамилии Тарлов, еврея, жившего в арийской части[574] и связанного с разного рода мастерами-фальсификаторами и торговцами оружием. «Он взял нас под свою защиту, – писала Реня, – и был щедро за это вознагражден»[575].