Яртрудур часто сидела ночами и вязала что-нибудь Оулавюру или чинила старую одежду, которую где-то раздобыла для него, и никогда на его одежде не было ни единого пятнышка или морщинки, не говоря уже о дырках; она без устали стирала на него, она буквально окутала его испарениями зеленого мыла. И вечно она норовила что-нибудь сунуть ему в руку. Но вскоре он обнаружил, что она неусыпно следит за ним: днем, когда он давал уроки, он видел, как она то и дело шныряла мимо открытой двери; когда он на соседнем хуторе учил детей Закону Божьему, она частенько поджидала его у калитки или за домом, и ему приходилось возвращаться домой под ее надзором. Но когда дни удлинились и солнце стало дольше задерживаться на небе, скальда, словно узника, все чаще начала охватывать гнетущая тоска. Горы звали его, они говорили, что для скальда лучше покоиться в их объятиях, нежели жить в неволе среди людей. Небеса удлиняющихся весенних дней пользовались каждым удобным случаем, чтобы шепнуть ему что-то, точно коварный соблазнитель, который целый день пытается совратить девушку. Даже снежные бураны в самом начале весны были только маскировкой и военной хитростью этого соблазнителя.
Скальд Греттир Аусмундссон[18]
жил вдали от людей и погиб в шхерах, но зато он обрел вечную жизнь в сердце народа.Как-то по пути домой Оулавюру Каурасону попалась на дороге одна из его учениц. Она тащила на спине мешок. Ему показалось, что девочка слишком слаба для такой ноши, но он не знал, прилично ли будет ему помочь ей; до сих пор между ними не было других точек соприкосновения, кроме Авраама, Исаака и Иакова.
Надвигался буран.
— Что у тебя в мешке? — спросил он.
— Ракушки, — ответила девочка испуганно, ведь в руках этого человека было ее христианское будущее.
— Дай я понесу мешок, а то ветер свалит тебя с ног, — сказал он.
— Спасибо, не надо, — ответила девочка.
— Ты чересчур мала, чтобы нести тяжелый мешок в такую погоду, — сказал он.
Девочку звали Стина. Ее дом лежал между горой и берегом. Она была слишком легко одета, чулки свободно болтались на тонких ногах, ветер дул ей прямо в лицо, и чем сильнее дул ветер, тем тоньше казалась девочка. Скальд взял мешок и повел ее за руку.
Только и всего.
— С какой это женщиной ты шел за оградой рука об руку среди бела дня? — спросила Яртрудур.
— Женщиной? — удивился он. — Какая же это женщина? Это моя ученица. Ее зовут Стина.
— Не хватало только, чтобы ты не по-христиански обошелся с ней накануне конфирмации!
— Как ты можешь так говорить? — спросил он. — О маленькой невинной девочке!
— Они вовсе не такие невинные, какими притворяются, — ответила она. — Все они распутницы, и матери их тоже распутницы, стыда у них нет, вырасти не успеют, а уже бегают за чужими мужчинами у всех на глазах. Клянусь Иисусом и Господом Богом, если эта девчонка попадется мне еще раз, я ее так оттаскаю за уши, что она в другой раз уже не станет приставать к людям.
Для Яртрудур существовал один только Оулавюр Каурасон, весь остальной мир состоял из сплоченной армии потаскух; жизнь была войной, в которой она была вынуждена сражаться в одиночку с этой армией соблазнительниц; в будни и в праздники все женщины земли, молодые и старые, подстерегали этого неудавшегося Хатлгримура Пьетурссона, ее скальда, и беспрерывно пытались обольстить его. Он ушел от Яртрудур с пересохшими губами и сдавленным горлом, вошел в свою каморку и начал складывать в мешок книги и носки. Когда он уже почти собрался, к нему вошла Яртрудур и спросила, что он делает.
— Я ухожу, — сказал он.
— Куда? — спросила она.
— Куда-нибудь, — ответил он.
— Уходишь от меня? — спросила она.
— Да, — сказал он.
Сначала ее лицо застыло, потом на нем появилось выражение отчаяния, и наконец она залилась слезами.
— От меня, которая готова умереть за тебя?
— Этого не требуется, — сказал он. — Я хочу сам за себя умереть.
— А за кого же умереть мне? — спросила она.
Он ответил:
— За Оспода.
Тогда ее тело обмякло, она опустилась перед ним на колени, как перед идолом, обняла его ноги, прильнула к нему и простонала:
— Хоть я всего лишь червь под твоим каблуком, но у меня будет от тебя ребенок.