Свет над океаном

Горов поднялся, принялся мерить шагами тесный отсек. Не в первый раз он слушает Мэри, десятки, сотни раз он задумывался над физичёской, материальной сущностью этого таинственного процесса «ясновидения», но всякий раз, кажется, будет воспринимать его с неослабевающим сложным чувством недоверия, удивления и чуть ли не возмущения: да этого просто не может быть! Когда связь с планетой велась через «нормальные» каналы, все подтверждения о «свиданиях» Мэри с братом проходили через руки Горова, и всякий раз они рождали в его мозгу целый вихрь мыслей… Она говорит о каких-то импульсах, — значит, она ощущает нечто подобное? Какие-то толчки — возбуждение появляется и исчезает. Так почему же ни один прибор, никакая сила, кроме живого человеческого мозга, не в состоянии уловить или задержать эти импульсы?

Но разве это сейчас главное? На планете — мир! Проверить это не представляется возможным, а когда удастся, Горов проверит заодно и свои чувства, — оказывается, и он может «видеть не глядя», «слышать не слушая»! У Мэри эта способность развита, обострена до высшей степени, у него — еле теплится. Но и в таком виде, значит, она может сослужить хорошую службу.

— Спасибо!

При этом Горов так ласково смотрел на девушку, что щёки Мэри начали медленно заливаться румянцем. А Горов в эти несколько мгновений будто помолодел. Мэри отлично знала, что в этом чудесном превращении она сыграла не последнюю роль, что именно ей удалось рассеять какие-то страшные мысли учёного. Но она не видела в этом никакой особенной заслуги — ведь ей это давалось без всякого напряжения, легко и просто, это было естественно, как дыхание…

— Я… пойду теперь… — прошептала она и быстро вышла из отсека.

Горов снова остался один. Лёгкая, бездумная радость, охватившая так внезапно всё его существо после рассказа Мэри, постепенно уступала место холодному рассудку.

Конечно, в ближайшее время ни Мэри, ни самого себя он не сможет проверить. Но у него есть все основания верить ей на слово: ведь раньше девушка никогда не ошибалась! А он и не подозревал, что её возможности так широки: оказывается, Мэри способна улавливать энергетические модели мыслей и образов не только Нодара, но и других людей. Это уж совсем замечательно… Интересно, в какой стадии находятся изыскания научно-исследовательских институтов в этой области?

И всё-таки по мере того, как ослабевало первое впечатление, Горов всё больше ощущал какую-то внутреннюю неудовлетворённость. В чём же дело? Да, проверка… Но теперь он смотрел на всё уже более критически. Что ж произошло? Что изменилось? Только одно: катастрофы не было. Но, если выражаться точнее, её ещё не было. Несколько минут назад он был почти уверен, что бомбы уже упали. Теперь он уверен, что они ещё не упали. Но ведь они могут упасть, их могут сбросить каждый час, каждую минуту, каждую секунду! Следовательно… Он должен, он обязан сделать всё, что от него зависит, чтобы не допустить этой катастрофы. Если же она совершится, он обязан сделать всё, чтобы свести к минимуму её гибельные последствия; должен предусмотреть все возможные варианты, разработать проект изменения орбиты Луны и поворота земной оси вращения; ускорить ремонт антенны связи с планетой; в кратчайший срок закончить опыты по изучению влияния повышенной радиации и космического излучения на живую клетку… Короче говоря, нужно работать, работать и работать!

Горов огляделся в отсеке, посмотрел на экран внешнего обзора. Пустота завораживала бархатной мглой, усеянной яркими блёстками звёзд. Пустота… Он вдруг как-то особенно остро ощутил своё одиночество, ему захотелось сейчас же, немедленно оказаться в кругу товарищей, — послушать их споры, всем существом ощутить биение их мыслей и сердец, почувствовать себя неотъемлемой частью маленького, дружного коллектива… И Горов, решительно шагнув через коммингс, направился в центральный отсек.

Придерживаясь земного распорядка дня, люди «сумерничали», — расслабленные позы, полузакрытые глаза, усталые улыбки говорили о напряжённо прожитом дне. В такие часы люди спутника обычно «играли в гипотезы»: кто-нибудь высказывал отчаянно смелое предположение, нередко идущее вразрез с устоявшимися представлениями; тут же назначался «официальный оппонент», который опровергал «докладчика», и нередко случалось, что участие в дискуссии принимали все. Сколько замечательных идей родилось в этом отсеке! Сколько предложений не оправдали себя… Обычно Горов сидел где-нибудь в уголке и старался не вмешиваться: ему казалось, что своим авторитетом, своим положением он невольно может помешать рождению истины. Но эти часы неизменно доставляли ему глубокую радость, огромное удовлетворение.

Что он услышит сегодня?

Створка люка оказалась приоткрытой, и Горов тотчас узнал речь слегка картавящего Саркисяна. По-видимому, пилот считал, что он уже доказал что-то и теперь подводил итоги.