Свет над океаном

Конечно, на планете остались люди, но что может сделать для их спасения Горов здесь, в космосе? Материки и океаны, атмосфера — всё, должно быть, заражено на многие десятилетия, на века… Освободить новые пространства от океанских вод, затопив поражённые участки суши? Да, только так, — именно этот путь указывает гипотеза Георгия Хизанишвили.

Отклонить ось вращения планеты, осушив громадные пространства Заполярья и затопив Аляску… Со времени бронзового века полюс переместился в этом направлении только на пятьсот километров — слишком мало, почти незаметно… Что же делать? Ударить по планете зарядами антивещества, собранными со всех спутников? Нет, это будет равносильно новой катастрофе. Отклонить Луну? На это, пожалуй, сил хватит. А потом? Поле Луны, безусловно, окажет влияние на положение земной оси вращения… Титанический труд, — но единственный выход… Придётся всё-таки собрать экипаж, поговорить, посоветоваться. Всеми силами нужно будет форсировать ремонт антенны дальней связи… Не сейчас, — после окончательного разговора с Саммерсом. Кажется, он будет работать, а это теперь — главное: каждый человек — это умные, деятельные руки… Саммерс должен работать!

Кажется, теперь всё устоялось, утряслось, — мысли уже не мечутся отчаянно, есть какая-то программа действий. И всё-таки… Почему же не покидает его чувство нарочитости всего происходящего, какой-то… декоративности, что ли? Неужели это происходит только потому, что грандиозность катастрофы, постигшей человечество, воспринимаемая сознанием, «не умещается» в чувственном восприятии вся, целиком? Или разум просто потеснил чувства? А может быть, здесь что-то другое? Почему Саммерс так уверенно заявляет: «…обвал термоядерных бомб». Видел он его своими глазами? Сомнительно… А что, если…

Горов скользнул взглядом по клавиатуре сигнализации внутренней связи, нажал один из мягко пружинящих рычажков и не отпускал до тех пор, пока на экране не появилось лицо Мэри Кикнадзе.

— Ты не очень занята?

— Я нужна вам, Николай Иванович?

— Если не очень устала, приходи. Хочется поговорить…

Экран погас почти сейчас же, но Горов, напряжённо всматривающийся в выражение лица девушки, готов был поклясться: «Уже догадалась!» — у Мэри выражение глаз иногда бывало гораздо красноречивее слов.

— Я пришла, вы хотели спросить о чём-то?

Горов крякнул, покрутил головой.

— Вот именно. Да, я хотел спросить тебя, как называется ваше село, то, в котором вы выросли… ты и Нодар?

Он откинулся в кресле, прикрыл глаза ладонью: «Пусть думает, что я просто хочу поболтать. Авось…»

Чуть заметная улыбка тронула губы Мэри.

— Наше село называется Велисцихе, Николай Иванович. Теперь я знаю цену вашему обещанию: ведь вы обещали обязательно приехать на сбор винограда, а название села забыли.

— Поэтому и спрашиваю. Теперь буду помнить: Велис-ци-хе… Там у тебя мама?

— Да. Отец работает в городе, приезжает раз в неделю.

Горов опустил руку, подался вперёд. Мэри сделала вид, что не заметила напряжённого ожидания, которое прозвучало в очередном вопросе:

— А ты… Ты никогда не пробовала связаться с ней так же, как с Нодаром? Всё-таки, интересно…

— Конечно! Это было бы очень интересно… К сожалению, я не могу получить подтверждения, что я действительно «видела» то, что она делает, — мама не обладает способностями Нодара. А это лишает меня уверенности, — кому нужна такая связь? Она не может ничего сказать мне, ответить на мои вопросы, — только слушает и улыбается…

Горов потёр под столом руки, поёжился.

— Да, это обидно… А когда ты в последний…

— За пять минут до вашего вызова, Николай Иванович, я видела её в нашем дворе.

Странное выражение, мелькнувшее в глазах учёного, испугало и обрадовало Мэри. Она поняла, что вся эта беседа затеяна Горовым неспроста, что ей удалось ответить на какой-то очень важный вопрос. И Мэри весело рассмеялась.

— Знаю, Николай Иванович, вас очень беспокоит отсутствие связи с планетой, я наговорила вам всяких ужасов о Нодаре, и вы теперь беспокоитесь. Не нужно: ведь брат жив, правда, он в какой-то нелепой обстановке, вокруг него почему-то странные, полуголые люди, но всё это не так уж страшно… А сегодня утром я бродила по окраинам Тбилиси… Вы не представляете себе, как это интересно! Только иной раз бывает обидно: на самом интересном месте, как правило, человек «уходит в себя», — его мозг перестаёт отражать окружающую обстановку, импульсы исчезают, и я вынуждена нащупывать какую-нибудь другую волну…