Свет над океаном

Мэри оглядела всех, ещё выше подняла брови, будто сама удивлялась этой «драме идей». Люди внимательно слушали. Горов, тоже крайне заинтересованный тем, что последует за таким многообещающим вступлением, выпрямился, подался вперёд.

— А ведь фотон — это физическое явление, — продолжала девушка, — это процесс. И конечно же, вполне материальный процесс, который должен иметь начало, кульминацию и конец… а их-то почему-то и нет. Значит, либо выводы теории относительности не соответствуют действительному положению вещей, либо… фотон существовал раньше, но ни мы, ни наши приборы не могли его обнаружить.

Несколько секунд длилось молчание, которое нарушил Горов.

— Допустим. А где же он был?

В положительном времени, — чуть растягивая слова, ответила Мэри. Теперь поднял брови Горов, а вопрос, который он собирался задать, предложил Джамбаев.

— Ты говоришь «в положительном»… Я понял — не в нашем времени, да? А наше — какое?

Мы живём в отрицательном времени, — уверенно сказала Мэри. — Все текущие на наших глазах процессы в природе объединены одним общим признаком — это вычитание либо деление, что по-существу одно и то же. Вы знаете: разлетаются прочь от какого-то центра все видимые нами галактики, разрушаются горы, стареют организмы, распадаются радиоактивные и даже некоторые стабильные элементы включают радиоактивные изотопы… Наше Солнце «худеет», наша планета вращается всё медленнее… Характер времени должен определяться сущностью текущих в нём процессов. Но одновременно в нашем мире, в том же пространстве протекают процессы концентрации — протекают в положительном времени. О них-то нашей науке известно ещё очень мало — почти ничего. Мы знаем, что и в наше время рождаются звёзды, но понятия не имеем о том, как это происходит. Мы уверены, что и сейчас где-то образуются тяжёлые и сверхтяжёлые элементы. А теперь вспомните гипотезу Наана: «пустоты не существует». Если представить себе атомы в виде шариков, то каждая пара их будет соприкасаться только в одной точке. Между атомами как будто должна образоваться пустота, но мы ведь отлично знаем, что нет пространства без материи. Допустим, пространство это заполнено энергией, квантами. Но ведь и кванты проще всего мыслить себе в виде шариков или дисков, которые тоже соприкасаются в какой-то точке, — и снова между ними «пустота»: ведь квант — это что-то наименьшее, у нас не окажется в запасе частиц, которые можно было бы запихнуть в образовавшиеся щели. Значит…

— Значит? — хором повторили несколько голосов.

— Остаётся допустить только одно: если античастицы — позитрон, антинейтрон, антипротон, как и фотон, появляются из «пустоты» и исчезают в «пустоте», они там уже были, туда и отправились. А к жизни в нашем отрицательном времени их вызывают мощные потоки энергии… И вот она, эта моя идея: мы ищем антимир, мир, в котором атомы состоят из позитронов, вращающихся вокруг антипротонов и антинейтронов, ищем где-то в глубинах Вселенной, а в действительности он… внутри нашего собственного мира, но существует в другом, положительном времени. Атомы и антиатомы соприкасаются друг с другом не в одной точке, а проникают друг в друга…

— Невозможно! Глупости! — вскакивая с кресла, заорал Саркисян. — Об аннигиляции забыла? Позитрон, столкнувшись с электроном, уничтожит его и себя, образует гамма-лучи, а соседство протона с антипротоном — это вообще… вообще… — Саркисян даже задохнулся от негодования, развёл руками, потряс шевелюрой и сел, так и не найдя слов.

Мэри, склонив голову набок, внимательно смотрела на него, слов но изучая, а Горов невольно залюбовался девушкой: он был уверен, что сейчас под этим высоким и чистым лбом идёт напряжённая работа мысли, — но как она умудряется не хмуриться, не выдавать своего волнения?

Однако же вот мы с тобой не уничтожаем друг друга, улыбнулась девушка. — И знаешь, почему? Нас разделяет некоторое расстояние, и ничто не мешает каждому из нас придерживаться своей точки зрения.

Самолюбивый Саркисян воспринял эту аналогию как намёк на его тугодумие, обиженно умолк. Мэри, казалось, прочла его мысли, и улыбка её стала ещё светлее.