Свет ночи

Они уходят, я щиплю себя за руку — боли нет, я еще не вышел из наркоза. Вот сейчас меня откатят в палату, туда придут мои жена, дочки, даже сын придет, неизвестно где и как живущий, по щеке моей будут скатываться слезы умиления, потом придет врач, скажет, что результаты анализов вселяют оптимизм, что операция проведена вовремя, я выхожу из ванной, беру коробочку, которую удалось открыть Тамковской, в которой она увидела что-то красивое, что-то купленное в подарок моей младшей дочери, она, моя дочь, только что приходила ко мне в палату, у нее на скуле припухлость, этот подонок ее бьет, дай только мне выздороветь, приеду и ему покажу, но открыть коробочку не получается, никак не получается, я ищу потайную кнопку, зацепку, рычажок, безуспешно, меня ждет такси…

18.

В машине пахнет ванилью и мятой. У водителя пушистые брови, маленький подбородок, большие затемненные очки.

— Едем на кладбище? — спрашивает он. — Мне сменщик передал заказ. Может ошибка?

— Он не ошибается. Поехали!

— Вы моего сменщика знаете?

— Да. Хороший парень.

— Ну, как сказать! — тронув с места, хмыкает водитель. — Куркуль! Надо было датчик топлива поменять, я ему — давай пополам, а он — датчик сдох на твоей смене…

— Местный?

— Сменщик? Не, недавно нарисовался. Квартиру купил.

— Квартиру? А откуда приехал?

— Говорит — с Ростова. Служил там, год за два, вредное производство, уничтожение химического оружия…

— Семья?

— Жена-дети в Ростове остались …

— Откажитесь с ним работать, — говорю я.

— Вы тут нас к забастовкам не призывайте, — говорит водитель. — Мне диспетчер сказал — вот твой сменщик, и точка. Это у вас там… Мы тут сами, — водитель почему-то обижен, сопит, сжимает губы, — сами знаем…

…Я пожимаю плечами. Что толку разговаривать с каким-то идиотом, когда мне дарована милость пожить во сне, приобщиться к вечности перед тем, как обнаружить, что вечности не существует, вечности нет, никогда не было и никогда не будет, что она плод фантазии, туман обмана, туман надежды, в котором легко напороться глазом на ветку, споткнуться, слететь с тропинки, расшибиться о камень. И мне становится страшно, это новый ужас страшного сна, это кошмар в кошмаре, появляющийся из мягкой, почти осязаемой темноты, из черного морока, и в этом ужасе мы въезжаем на площадку перед кладбищенскими воротами.

— Подождете? — спрашиваю я.

— Ожидание в ночное время — сто двадцать за полчаса, — отвечает он. — Я бы подождал, но по военной волне объявили общую готовность, впервые такое слышу… Нет, не буду ждать! Вызовете через диспетчера, я за вами приеду.

Ему не терпится от меня избавиться. Я выхожу из машины, он резко берет с места, мой крик — «Деньги! Стой! Эй!» — разносится по площадке перед кладбищенскими воротами…

…Фонарь освещает центральную аллею, заставляя боковые быть еще темнее. Я сворачиваю во вторую, и свет ночи проникает в ноздри, липнет к рукам, словно плывешь в ином, теплом, обволакивающем пространстве, на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Я чувствую, что справа плотная стена могильных оград, среди них вдруг высвечивается надгробие из кажущегося в свете ночи темно-сиреневым камня, женщина, уронившая голову на руки, непроницаемая темнота начинает излучать мягкий, еле видимый свет, и кажется, что окутанная этим светом женщина вот сейчас вздохнет, заголосит.

За моей спиной кто-то определенно есть, кто-то, появившийся почти сразу, как я свернул в боковую аллею, медленно догоняет, почти неслышно бормоча, фыркая, тяжело ступая, у догоняющего не две ноги, он — я это слышу — на четырех крепких, сильных ногах, вот он уже совсем рядом, он высок, тяжел, бегемот, монстр, ужасный, с горячим дыханием зверь, я боюсь обернуться, поначалу решив спрятаться от преследователя возле рыдающей каменной женщины, я все же ускоряю шаг, мелко семеню, дышу глубже, стараюсь не выдать страх.

Догоняющий совсем рядом, я принимаю чуть влево, ветки кустов накалывают ладонь, но я терплю, ничем не выдаю боль, останавливаюсь, оборачиваюсь: черный силуэт возвышается надо мной на фоне черных куп деревьев, сквозь которые проходят тонкие лучи лунного света, смешавшегося со светом далеких фонарей, и догоняющий приближается вплотную, его толстые губы почти касаются моего лба — это лошадь, лошадь с сидящим на ней всадником, черная лошадь и всадник на ней весь в черном, рыцарь ночи, всадник кошмара.

— Антон Романович, — всадник наклоняется ко мне. — Заблудись? Садитесь сзади, я вас вывезу.

— Лиза! Лиза — это вы?

— Садитесь за мной, — отвечает Лиза Бадовская. — Я дам вам руку, вставляйте ногу в стремя…

— Что вы здесь делаете? Как вы здесь оказались?

— Вас ищу. Мама сказала — вы тут.

— Мама? Кто ваша мама?

— Диспетчер городского такси. Садитесь!