— Он у нас чувствительный, — кивает Бузгалин на Боханова. — Как его к мусорам занесло — непонятка. Кровь увидит — сразу в обморок. Так что нам придется вдвоем. Идемте.
— Куда?
— Перевернем Бориса. Всего-то! Они же, мертвяки, когда пробуждаются, ничего не соображают, им нужно время, чтобы разобраться — что? кто? где? — и если их повернуть лицом вниз, они копают вглубь, а не наверх, устают и оставляют попытки. Это давний метод. А еще надо в ладони положить камни — они не догадываются разжать кулаки.
— Я думал они хитрые. Хитрее живых.
— Наоборот! Они — простодушные, разве что нюх обретают особенный и легкость движений. Это в ужастиках они… — Бузгалин открывает рот, чуть поднимает руки, делает пару шагов, изображая персонажа фильма про оживших покойников, получается у него плохо, но он явно наслаждается своей нынешней ролью знатока, просветителя, командира. — …в ужастиках они вот такие, а-а-а! А на самом деле, когда они входят во вкус, они бегают, прыгают…
— Трахаются, — вставляет Боханов. — Да, Лиз? Он тебя собирался… — Боханов несколько раз хлопает ладонью правой руки по сжатой в кулак левой, получается гулко и похабно. — Холодного Шурика под кожу загнать — это они могут. Это они любят…
— Заткнись!
Боханов рассматривает край лопаты, пробует рукой — острый ли, удовлетворенно качает головой.
— А я че? Ты сама говорила: у него, когда с тобой разговаривал, был стояк, аж штаны трещали.
— Заткнись!
— У вас значит это не первый случай? — спрашиваю я Бузгалина.
— С чего вы взяли?
— Ну, вы изучали, как себя вести с ожившими покойниками, как сделать так, чтобы они не вылезали из могил. Даже если вы фанат фильмов про вампиров и прочую нечисть, все равно вы не будете…
— Мы готовились, — говорит Лиза. — Это должно было рано или поздно случиться.
— Почему?! Почему это должно было случиться? — я почти теряю дар речи, мне душно.
— Был тут один, смотрящий за городом. — Боханов кладет лопату на плечо. — Запустил руку в общак. Его свои же перекрестили двумя очередями и контрольный — в голову, а он ночью, после похорон, позвонил своим дружбанам, которые его и грохнули. Они приехали, могилу раскопали, а этот…
— Хватит, — шипит Бузгалин. — Ты что-то сегодня разговорился. Тебе сказали — заткнись!
— И ты туда же! Ладно. — Боханов втыкает лопату в землю. — Молчу. — Он проводит пальцами по губам так, словно застегивает застежку-молнию, — Берите лопату, Антон Романович!
— Мы перевернем. — Бузгалин цепко берет меня за плечо, поворачивает к стоящему на козлах гробу Лебеженинова. — Закапывать будешь ты!
Моя уверенность в том, что Боханов рубанет мне лопатой по шее, крепнет. Сделать это ему будет особенно удобно, когда я наклонюсь, чтобы взяться за крышку гроба. Бузгалин недаром так крепко меня придерживает: в нужный момент он обхватит меня сзади, сам отклонится назад, отвернется, чтобы моя кровь не брызнула ему на лицо, крикнет: «Давай!» Я дрожу от предчувствия.
Бузгалин замечает эту дрожь. Он удивлен, но потом улыбается, показывая крепкие желтые зубы.
— Мы должны его остановить, — говорит Бузгалин, подводя меня к гробу Лебеженинова. — Жаль, конечно, Бориса. Он был хороший, честный. Приехал не за деньгами, не за славой или почетом, короче, приехал ради нас, ради детей там маленьких, а его вот так…
— Да что ты распинаешься! — Боханов задевает лопатой по ограде одной из могил, лопата ударяет по прутьям, прутья проигрывают «там-там-та-ам!», гулко вибрируют. — Хороший! Все они хорошие, когда лежат в своих могилах. Не хера по улицам таскаться. Согласны? — Он смотрит на меня, ожидая одобрения.
— От тебя, Кеша, тошнит. — Бадовская выбрасывает недокуренную сигарету. –Тебе в ментовской школе совсем мозги задолбали. Ты и прежде был долдон, а теперь…
— Мне никто ничего не задалбливал, я сам до всего своим умом дойти могу. — Боханов обижен, он втыкает лопату в холм вынутой из могилы Лебеженинова земли. — Я тебя не глупей, Лизка. Это тебе мозг вынесли, пока ты ходила на митинги да подписи собирала. Это у тебя…
— Хватит! — вдруг говорю я. — Мне надоело вас слушать. Вы все — идиоты. Вы все мне неинтересны. Мне скучно со всеми вами. Давайте сделаем дело, а потом я поеду в гостиницу, лягу спать, а вы тут разбирайтесь. Хорошо? Только ответьте на один вопрос, только на один…
— Идиоты? — Бадовская смеется. — Это нам Поворотник говорил, и глава наш, и все прочие. Когда мы им про ожившего Лебеженинова рассказывали. Вы, дядечки, наверное, сговорились…
— Вы знаете одного таксиста? — спрашиваю я, жестом прошу Бадовскую замолчать. — Он ходит в сером костюме, в черной рубашке, ботинки у него…
Они переглядываются.
— Таксиста? Какого еще таксиста? — спрашивает Боханов.
— Это не он сказал вам, что надо готовиться? — спрашиваю я, понимая, что вопрос звучит нелепо, что это я — идиот, скучный идиот, с кашей в голове.