Свет очей моих (ЛП)

Подождав, пока из воздуха исчезнет неприятный дух одеколона Мориарти, Шерлок снова вытащил книгу из кармана. Он посмотрел на лицо Джона и ощутил успокоение.

Джон не мог уйти надолго. Шерлок верил в это.

Шерлок жестом заказал ещё одну чашку кофе и принялся дочитывать книгу.

========== Глава 17. По клочку за раз ==========

Джон понимает, что его жизнь меняется. Не слишком быстро. Можно сказать запоздало.

Я расскажу тебе, как солнце

Поднимается — по клочку за раз.

— Эмили Дикинсон

Джон был полностью истощён, и осознавал это.

Он очень мало спал, а сон слишком часто прерывался грёзами, которые были по очереди то жуткими, то эротическими. К этому времени ужас стал его старым другом, хотя детали, которых он пытался избежать, изменились. О, ему всё ещё снились сражения, дым, шум и кровавая смерть. Но теперь он не пытался спасти Дженкинса, или Морриса, или Тейлора, или кого-то из безымянных сослуживцев, с которыми сражался плечом к плечу. Сейчас у каждого трупа, что он видел, было одно и то же лицо: острые скулы и глаза странного цвета, взирающие на него пустым взглядом. И даже в этой пустоте читалась грусть и обвинение, и Джон испытывал ужасные муки совести, потому что не сберёг Шерлока. Из-за этих кошмаров он просыпался весь в слезах и насквозь мокрым от пота.

И без степени по психологии было ясно, что чувство вины напрямую связано с тем, как он бросил Шерлока на мосту.

Но затем приходили другие сны.

Ему пришлось признать, что, несмотря на все усилия, Мэри в них не участвовала. А Шерлок Холмс, между прочим, да. Многократно и явно.

Джон не был чужд симпатии к другим мужчинам. В конце концов, он писал роман об увлечении школьником, который был его другом, хотя и в истории, которую он рассказывал, не было ничего конкретного. Но суровые общественные ограничения против подобных отношений были настолько сильны, что он никогда не поступал, как ему велели чувства, и не выходил за рамки случайных связей на войне, которые случались скорее от отчаяния и одиночества, чем в порыве настоящей страсти.

Он уже обнаружил, что в Париже царили другие порядки. Похоже, никого не заботили старые правила. Может быть, ужасы войны породили новый мир. Может быть, из-за витающего духа Левого берега он задумывался о вещах, которые обычно скрывал.

Кроме того, внутри росло осознание, что Шерлок Холмс выходил за рамки всего, во что Джон верил или понимал о себе.

Но его сон нарушился не совсем от кошмаров или страсти. А из-за воспоминания о выражении лица Шерлока сразу перед тем, как Джон отвернулся и ушёл, бросив его одного на мосту. Он мысленно проигрывал этот миг перед глазами, и выражение никогда не менялось. Оно напомнило ему о глазах старой охотничьей собаки, которую его отцу пришлось усыпить, потому что та стала бесполезной. Мягкий взгляд карих глаз наполнился болью предательства. С мольбой о пощаде. С невыразимой печалью.

Все эти эмоции читались и в глазах Шерлока, когда они стояли на мосту на восходе.

Воспоминание о взгляде окончательно пробудило Джона. Он стёр влагу из глаз, застонал и скатился с кровати. Он побрёл в гостиную, всё ещё немного пошатываясь, и увидел Мери, сидящую за столом. Она обнимала ладонями чашку кофе и выглядела усталой. В её взгляде промелькнуло что-то, когда она подняла глаза на него.

— Привет, Джон, — сказала она, и в её голосе также звучали странные нотки, скрытые за напускной приветливостью, которая, он внезапно осознал, стала нормой между ними.

— Мери, — отозвался он. — Я не ждал тебя до завтра.

Она пожала плечами.

— Случилась путаница с билетами на поезд.

Джон лишь кивнул. Он прошёл в крошечную кухню и налил себе кофе, а затем присоединился к ней за столом. Только после первого глотка, он осознал, что возможно должен был поприветствовать Мери поцелуем. Но он не поцеловал, а сейчас делать это было бы неловко. Затем Джон осознал, что она вообще-то и не ожидала ласки.

В этот миг Джон понял, что их отношения фактически кончились. Агония началась задолго до их приезда в Париж, так что не удивительно. Они были слишком молоды, когда познакомились, стояли смутные времена, логично, что два бедствующих человека сошлись так легко.

Мери бросила взгляд на него.

— Выглядишь хуже, чем я себя чувствую, а я чувствую себя ужасно.

Он пожал плечами.

— Что, в итоге Париж пришёлся тебе не по вкусу?

Он не мог разобрать её тон.

— Париж прекрасен, — коротко ответил он.

Внезапно мысленно он покинул эту тесную комнату, вернувшись в ночь, залитую лунным светом, наполненную тихой беседой и звенящим напряжением между телами.

— Париж превзошёл мои ожидания, — наконец сказал он.

— Хорошо, — проговорила Мери.

Они допили кофе в тишине.

Он работал до самого конца дня, хотя большую часть времени рвал бумагу на мелкие кусочки. К вечеру было готово всего две страницы, от которых не тошнило, и Джон решил выйти, пока он, если и не продвинулся, то, по крайней мере, не сдал назад. Мери ушла ещё раньше, сославшись на интервью для её статьи о России.

Она всё ещё не вернулась, когда он решил прогуляться в спускающихся сумерках. Джон надел кепку и вышел.