Свет тьмы. Свидетель

Анна Дастыхова, жена хозяина, вышла из дому на крики мужа и птичий гвалт. Рукой, поднятой к вырезу платья, поигрывает на шее медальоном с девой Марией и молча наблюдает, как муж продувает в ладонях пшеничные зерна, прежде чем ссыпать их в плетушку.

Анна Дастыхова не похожа на жену земледельца. Она приблизительно того же роста, что и дочь, но полнее в бедрах и в груди. И волосы у нее такие же черные и волнистые, разве что причесаны более гладко и тщательно. Светлое платье с короткими рукавами сшито из какой-то дорогой ткани и только передничек напоминает, что она только что убиралась вместе со служанкой или помогала кухарке готовить обед. На вид она горожанка, каких много, но что-то в ее наружности заставляет предполагать, что она может быть деятельной, предприимчивой и распорядительной. Когда муж начал выбирать в пыли отдельные зерна, пани Дастыхова повернулась и исчезла в доме так же неслышно, как и появилась.

Старик Балхан выпряг вторую кобылу. Он уже опять засунул в угол своего морщинистого рта трубку и цыкает, как ни в чем не бывало.

— Тц, тц, посла Луцка, посла. Не смотли на это, нас это не касается.

Через оконце в дверях скотного двора за хозяином наблюдает скотница. Временами она вынуждена присесть на корточки, зажав себе живот, и сунуть в рот край фартука, потому что иначе, ой, люди добрые, ну просто лопнешь со смеху. Вы только посмотрите на него, как он гребет в пыли, дева Мария, помоги, а то помру!

Мадемуазель Элеонора Дастыхова возвращается с утренней прогулки. Она входит во двор еще полная впечатлений. Этаких маленьких переживаний, наблюдений, открытий, приводить в порядок и размышлять о которых она будет большую часть дня, потому что эта ежедневная прогулка составляет всю ее связь с миром, что лежит за стенами дома Дастыхов. Но тут же все пустячки, которые она собрала гуляя, забываются, внимание сосредоточивается на открывшейся перед ней картине.

Она одним взглядом увидела и брата, и чумазую скотницу, которая снова превратила круглое оконце хлева в праздничную ватрушку с изюминками глаз посредине.

Мадемуазель Дастыхова подходит к дверям хлева и вскидывает свой короткий массивный зонт таким движением, словно стреляет в ватрушку с изюминками посередине, и мгновенно от нее остается только черная, круглая дыра. Один уголок тонких губ мадемуазель слегка вздрагивает. Она, словно хладнокровный стрелок, улыбается меткому выстрелу. И в самом деле, когда мадемуазель примерно раз в три месяца на день или два исчезает из Бытни, ее можно встретить в одном из худейёвицких кинотеатров, где на экране мчатся на вспененных конях ковбои, паля из огромных кольтов.

Старик Балхан, увидев ее, смешался, хватается за сломанный козырек кепки и только что не лезет кобыле под ноги, шепелявя одним духом:

— Пш, пш, плоклятая скотина, доблоутло, балышня.

Мадемуазель Элеонора махнула ему зонтиком и быстро и неслышно, потому что на ней спортивные туфли на толстой каучуковой подошве, направляется к брату. А тот, кажется, и не подозревает о ее присутствии, хотя она уже стоит над ним.

— Что ты тут делаешь, Пепек?

Помещик выпрямляется так стремительно, что мадемуазель вынуждена отступить на шаг, чтобы он ее не сшиб. Теперь становится очевидным, что где-то было решено, чтобы все женщины в семье Дастыхов были маленького роста. И костлявая Элеонора, тщетно старающаяся скрыть угловатость фигуры спортивным костюмом и худобу лица надвинутой на лоб фетровой шляпой, больше чем на голову ниже брата.

Иозеф избегает взглядом сестру и, несмотря на то что она намного ниже его, глядит куда-то на ее поясницу.

— Лида высыпала птице целую плетушку пшеницы.

— А ты собираешь ее по зернышку. Твой отец посмеялся бы над этим или из форсу сыпанул бы еще одну.

Помещик затрясся, у него даже дух перехватило.

— Мой отец, — прошипел он наконец, но мадемуазель Элеонора, подняв зонтик, прервала его:

— Не забывай, что он был и моим отцом.

И не удерживается, чтобы не толкнуть зонтиком край братниной шляпы, сдвинув ее слегка на затылок, так что свет падает на его лицо с висячими рыжими усами, острым подбородком и выступающими скулами, на бегающие, беспокойные глаза. Иозеф Дастых держит обеими руками корзину и не может ни воспротивиться, ни исправить того, что натворила сестра.

— Носил бы ты шляпу, как все люди, тогда бы в твоей бедной голове, может быть, прояснилось и ты начал бы понимать что к чему.

Мадемуазель Элеонора прыгает на каменный приступок, словно ей еще далеко до пятидесяти, и уходит в дом быстрым, бесшумным и размеренным шагом.

Иозеф Дастых стоит на месте, где его оставила сестра, и дико озирается. Он поднимает плетушку, видимо, намереваясь швырнуть ее в разбежавшуюся стаю. Но на дворе никого нет, стоит только телега с травой, старик Балхан исчез в конюшне, скотница, вспугнутая зонтом мадемуазель Элеоноры, не решается выглянуть.