Тлахач, выполняй свой долг. Обход не кончен, а глупая луна, расфуфыренная и чванная, как деревенская красавица, не имеет права вмешиваться в служебные дела. Не стой тут, Тлахач, не мудрствуй, ты и всегда-то соображал туго, а об этой ночи не будет официального донесения, из которого ты понял бы, что к чему, и никто не даст тебе сейчас приказания, что делать дальше. Ну, конечно, безобразие, когда улицы, по которым ходишь тридцать лет, вдруг кажутся незнакомым городом, где встречаешь самого себя под видом подозрительного чужестранца. Но кто за все это в ответе? Кто виноват, что башня ратуши, которую видишь ежедневно, кажется сегодня незнакомой, будто она только что появилась? Отчего это тебе вдруг вздумалось гоняться за своей тенью, и почему бургомистр ощупывал тебя, как мясник быка, которого он покупает на мясо? Ты видел то, что видел, и делал то, что делал? Все совершается в свой час, а потом исчезает, как щепотка табака, которую выкуриваешь в трубке. Дым расплывется, а пепел развеет ветер, останется только желание, но о нем не знаешь, что и сказать, идет оно из прошлого или устремлено к чему-то, что еще будет. Ах, ты, ныряльщик в водах таинственного, ты страдаешь одышкой и не достаешь дна, чтобы вытащить оттуда горсть песку, который просыпается между пальцев. Ты отупел от циркуляров, так знай свое место, держись линии, предписанной службой, она тебя никогда не обманет и не даст сбиться с пути.
Тлахач сплевывает далеко за пределы тени, в которой стоит, слюна расплескивается кружочком на одном из камней мостовой и луна, вечная ростовщица, тут же превращает ее в серебряную монетку, — то ли копит обманы для своего удовольствия, то ли хочет сорвать высокий процент, посмеявшись над тем, кто пройдет здесь позднее. Тлахач смотрит на блестящую монетку с недоверием. Потом резко отворачивается, уязвленный и мрачный. Ну вот. Видел то, что видел?
Хватит баловства, полицейский, хватит ребячества. Одернуть мундир, расправить грудь, руки с дубинкой за спину и — шагом марш.
Площадь едва заметно идет под уклон по направлению к трактиру «У лошадки», здесь шоссе, стремительно прорывающееся своей ровной поверхностью между булыжниками, резко сворачивает влево, чтобы затем вильнуть вправо и мчаться через Худейёвицкую улицу прочь из города. «У лошадки» сегодня полная иллюминация. Четверг, идет игра в марьяж. Вид освещенных окон сразу возвращает Тлахачу равновесие. Веселый ветерок закружил в узенькой улочке его мыслей и выдул душное смятение. Свет льется из источника, который известен, свет, при котором люди собираются, работают и читают, свет желтоватый, обыкновенный и приятный, как кружка пива, свет, который не сыграет с тобой вероломной шутки. Играют в распивочной и в большом зале, и полицейский знает, что будет гостеприимно встречен и тут и там. «А, — скажет кто-нибудь, — пан вахмистр заглянул к нам». И другой: «Привет, служивый». А кто-нибудь крикнет: «Прячь банк, полиция!» И те, кто в этот момент с головой ушел в расчеты комбинаций, взяток, сотенного марьяжа, семерки, нужно иль нет бить козырем, кивнут головой и что-нибудь пробурчат или просто помашут рукой. Кто-то подвинет ему свою кружку, а кто-то закажет новую. Он примет и то, и это, и выпьет в честь и за здоровье всех присутствующих. Здесь можно сколько хочешь стоять и смотреть на игру, он ведь знает, как себя вести и что к чему, и никто ему не скажет, чтобы он катился от стола, — игроки верят, что он приносит счастье; он постоит минуту около одного, минуту около другого, обойдет их всех, и пусть кон идет своим чередом, и всем — удачи. У стойки, недалеко от кухонной двери, будет сидеть трактирщик Пудил — если только он не играет в это время четвертым в карты — с трубкой на длинном чубуке между коленей, повернувшись так, чтобы видеть всех гостей и свою жену. Он подмигнет Тлахачу и: «Мамочка, пан вахмистр пришел». И тут же появится стопочка горькой, тарелочка гуляша или порция холодной свинины да кружка пива. Эта самая стопка горькой ждет Тлахача во всех трактирах на всем его участке, и полицейский жалуется, что у него несварение желудка, хотя на самом деле желудок у него луженый. Разве плохо быть со всеми в добрых отношениях, всюду, куда ни придешь, желанным гостем, которого хлопают по плечу и дружески приветствуют? Это потому, что ты — на своем месте, знаешь, как с кем себя вести; строг — с отребьем, которое угрожает безопасности и порядку, почтителен — с людьми приличными.