Свет утренней звезды

— Все вон, — заорал Харр, яростно надвигаясь на меня. Подойдя вплотную, уселся на кровать, схватив меня и зажав между своих ног. Мне уже было все равно, что он со мной сделает: над моей душой он уже надругался, так пусть заберет себе и тело. Закрыв глаза, я стиснула зубы, сжала кулаки, приготовившись к худшему. Но он вдруг сдавил мне щеки с двух сторон, заставляя рот открыться, а затем я почувствовала, как туда полилось что-то теплое и горькое. Поперхнувшись, мгновенно открыла глаза, столкнувшись с тревожным и мрачным взглядом Ярла.

— Сиэм, — позвал он еще одного духа. — Принеси ей что-нибудь из одежды, — морду перекосило, вероятно, от предстоящей перспективы рыться в женском белье. — Мое принеси, — устало выдохнул Харр, и когда дух испарился, стал стягивать с меня рубаху. Не знаю, что он в меня влил, но реакция у меня стала давать сбои. Я вяло отбивалась от него, чувствуя, что тело тяжелеет, а язык еле ворочается во рту.

— Сс-скотина, — еле выговорила я, когда осталась без одежды. — Ддавай еще и изнасилуй меня. Вещь ведь не сопротивляется…

Все поплыло перед глазами, как в тумане, и последнее, что врезалось в память — это противный зубовный скрежет Харра и его перекошенное лицо.

Я проснулась одна, когда солнце уже высоко поднялось над столицей оддегиров. Его красные лучи сквозь щели в шторах мягко скользили по белым плитам пола, окрашивая их нежно-розовым.

Пустая комната. Пустая постель. Харр ушел.

Облегченно вздохнув, уставилась в потолок, разглядывая удивительно красивую фреску: по лазорево-голубому небу скользили огромные белоснежные корабли, расправив прозрачные паруса-крылья, они были похожи на прекрасных птиц, величественных и свободных. Свободных… Вытянув вперед одну руку, посмотрела на татуировку, украшавшую палец, потом посмотрела на витиеватый узор на запястье другой. Ужасно — ни снять, ни стереть, разве что содрать вместе с кожей. Да нет, выглядело это все, в принципе, красиво. Узор был тонким, нежным, изысканным, как дорогое украшение. Почему-то вспомнила Мирэ, подумав, что она бы была в восторге от такого рисунка. Образ улыбающейся сестры возник перед глазами так ясно, живо, и накатившие на глаза слезы, преломившись на свету, заплясали сияющей радугой. На душе заскребло, как железом по стеклу.

События вчерашнего дня стремительными обрывками стали возвращаться в мою выспавшуюся и посветлевшую голову. Боги, я и забыла, какую истерику закатила ночью своему новоиспеченному мужу. Отбросив одеяло, испуганно посмотрела на свое тело. Кто знает, что со мной делал оддегир, пока я находилась в беспамятном состоянии? Это было странно, но я оказалась одета в его хлопковую длинную рубаху — белую и мягкую, приятно льнущую к телу.

Поерзав пятой точкой по постели, не почувствовала никакого дискомфорта. Нет, странно…Определенно странно. Похоже, что этот жуткий мужчина меня не трогал. Теперь я вообще ничего не понимала. Если женился на мне ради этого, то почему церемонится? Хотя, возможно, насиловать полуобморочный труп не доставляет удовольствия даже такому чудовищу как он, и это радовало меньше всего. Значит, хочет, чтобы я была в сознании, когда это произойдет. Перспективы у меня были не радостные: сосуществование с человеком, уничтожившим все, что я любила, и выбора другого у меня не было. Харр мне его просто не оставил. Но жизнь продолжалась, а слова Таис въелись в мой разум, как девиз — пока живу, буду надеяться и верить. И я надеялась. Не знаю, правда, на что, может на чудо, а может просто потому что по-другому не могла?

Свесив с кровати ноги, решила пойти умыться и одеться. Рубаха Ярла хоть и спускалась ниже колен, на платье мало смахивала, к тому же в нее можно было завернуть троих таких, как я. Но стоило встать, как на пол что-то посыпалось с мелодичным хрустальным звоном. С удивлением обнаружила, что это драгоценные камни. Они разлетелись по белым плитам, словно бусины из порванного ожерелья, и теперь попадающие на них лучи солнца, отражаясь, играли на стенах сотней радужных искрящихся бликов. Еще больше удивилась, когда в спутанных волосах обнаружила точно такие же. А оглянувшись назад растерялась настолько, что несколько секунд заворожено смотрела на трогательно-красивый жест нежности, оставленный там. Постель была покрыта белыми бутонами эурезий, а на подушке, утренней росой рассыпаны сверкающие белые альмарины. Даже думать не хочу, чьих рук это дело. Хотя, что тут думать — может я и не помню ничего, но точно знаю, что Харр спал рядом со мной всю ночь.