Эти слова могли не понравиться господам цензорам (их произвол супруги Швейцер уже испытали), поэтому Альберт Швейцер решил замаскировать рукопись. Заголовки глав он изменял так, что, судя по ним, можно было подумать, будто в рукописи речь идет не о современных актуальнейших проблемах, а об изучении эпохи... Возрождения.
Маленькая хитрость удалась. После освобождения из концлагеря Швейцер показывал рукопись друзьям и смеялся:
— Фактически я добился своего: кому нужно конфисковывать трактат об эпохе Возрождения!
За лихорадочными сборами время летело быстро. Елена и Альберт очень боялись, что не успеют до отъезда позаботиться о возможно более полном сохранении госпиталя. К счастью, пароход, на котором супруги Швейцер должны были отбыть в Европу, опаздывал на несколько дней. Они успели упаковать инструменты и медикаменты. Госпиталь и дом доктора совсем опустели. На глазах у многочисленных зрителей рушилось дело, которому были отданы годы их жизни. Но так повелевал «государственный разум» чиновников Французской республики. Военные чиновники полагали, что для безопасности Франции будет лучше, если доктор и его жена погибнут в лагере для военнопленных, нежели чем они будут оказывать помощь больным африканцам.
Перед самым отъездом произошел почти символический случай: в госпиталь привезли солдата-африканца с тяжелым зажимом грыжи. Если ему не оказать срочной помощи, больной умрет.
Как быть?
Сопровождающий супругов Швейцер офицер торопит:
— Нечего с ним возиться! Пора на пристань.
Швейцер молча отстраняет офицера рукой и просит НʼКендью распаковать ящик с хирургическими инструментами.
— Все готово к операции?
— Да, доктор!
Операция прошла благополучно. Охранявший доктора и его жену во время операции солдат-африканец был крайнеудивлен тем, что пленные оказывали помощь врагу. Свое удивление он выразил вслух.
Улыбнувшись, Швейцер заметил:
— Ты ошибся. Я помогал не врагу, а брату.
...И вот знакомая до последнего камешка пристань. Жители поселка собрались на берегу. Здесь и учитель-африканец Ойембо, и верный помощник Альберта НʼКендью, и приятель Джозефа Мадемба, и старый охотник Лунонга, и не раз сопровождавший доктора в поездках Эмиль Оговума, и тетушка Ндола, и даже маленький Акага. Женщины, не сдерживаясь, плачут. Лица мужчин каменно суровы. Когда Оганга и его жена начали подниматься по трапу на борт «Алембы», плач переходит в громкие вопли. Провожающие машут руками.
...Итак, прощай, Ламбарене?
Или до свидания?
Глава VII.
Человек № 65432
Никого на судне не интересует, что думает № 65432. Чего он хочет. Что волнует его. На все вопросы ответ один:
— Молчать!
Когда вдали показались огни Бордо, в каюту ворвались военные чиновники. Начался осмотр багажа.
— Что это? Книги? Зачем они вам?
— Простите, но...
— Молчать!
— А это что за дурацкие листки? Рукопись? «Эпоха Возрождения»...
Чиновник легонько ткнул своего коллегу кулаком в бок:
— Ха-ха-ха! Посмотри-ка! Этот чудак «на досуге» пишет
об эпохе Возрождения...
Бесцеремонно переворошив вещи, чиновники ушли.
В дверь тотчас же постучали. Швейцер удивленно посмотрел на жену. Таких церемоний с момента посадки на судно не было. В чем дело?
— Войдите! — неуверенно произнес Швейцер.
Дверь отворилась — и в каюту вошел солдат-африканец, их бессменный конвоир. Торопливо — он боялся, как бы сюда не заглянул офицер — солдат заговорил:
— Я хочу попрощаться с мадам и месье. — Он забавно коверкал французские слова, и это заставило Елену улыбнуться. Солдат улыбнулся ей в ответ и продолжал: — Мои единоплеменники рассказали мне о вас много хорошего. О вашем госпитале... О вашей заботе э-э о наших, о моих соотечественниках. Поэтому я старался облегчить ваши лишения здесь. Если вы почувствовали это, если вам было хоть немного легче, я рад.
Елена и Альберт пожали своему конвоиру руку. Они были очень растроганы и, чтобы как-то превозмочь волнение, начали собирать вещи, раскиданные во время обыска.
В Бордо супругов Швейцер ожидали два жандарма. Сначала доктора и его жену доставили на лагерный пропускной пункт. Было очень холодно. Елена дрожала от чрезмерной усталости и холода. Доктор крепился и старался приободрить жену. К вечеру, однако, у него поднялась температура, он едва не стонал от болей в желудке.
— Что с тобой, Альберт? — волновалась Елена. Несчастье, казалось, влило в нее свежие силы.
— Боюсь, что дизентерия, — ответил Альберт.
Ближайшие два дня подтвердили его опасения. Жизнь в тропиках, изнуряющая работа не смогли повредить здоровью доктора, подкосила его скудная, несвежая пища и ржавая вода, которая только по злому умыслу или недосмотру выдавалась за питьевую.
Доктор страдал невыносимо. В несколько дней он похудел настолько, что сам себя не узнавал в зеркале. Глаза словно утонули в глазницах. Лоб ежеминутно покрывала испарина.