Свет в джунглях

Крестьянин внимательно посмотрел на Швейцера и отвернулся. Доктор попрощался, на что крестьянин не ответил, и пошел дальше.

Вскоре у Альберта Швейцера появились в Сен-Реми дела. Возвращавшиеся с фронта солдаты занесли в деревушку эпидемию гриппа и дизентерии. Старый деревенский врач не успевал даже обойти всех больных и поэтому обратился за помощью к Альберту Швейцеру и через него к другому врачу — заключенному, доктору Швобу.

Но плоды шовинизма были посеяны так глубоко, что сначала жители Сен-Реми ни за что не хотели пользоваться услугами эльзасских врачей. Растопить лед недоверия помог случай. Однажды ночью доктора Швейцера срочно вызвали к тяжелобольной крестьянке: найти другого врача родственникам больной не удалось. Всю ночь в тесной крестьянской комнате боролся Альберт Швейцер за жизнь больной женщины. К утру угроза смерти миновала.

Весть о спасении Швейцером умиравшей женщины быстро облетела всю деревню. Люди удивлялись:

— Почему бош помог француженке выздороветь?

Крестьянки, набиравшие воду у колодца, провожали глазами коренастую, крепко сбитую фигуру доктора Швейцера и размышляли вслух:

— А может быть, не все боши плохие?

Ледяная глыба вражды и неприязни явно таяла.

С того памятного дня у доктора Швейцера не было отбоя от пациентов, и когда 12 июля 1918 года он вместе с другими эльзасцами покидал Сен-Реми, многие жители деревни пришли проводить его. Доктор и его пациенты расстались друзьями.

***

Как забытый сон, промелькнула за окнами вагона нетронутая войной Швейцария. И вот кондуктор объявил:

— Приготовьтесь к досмотру. Через полчаса будем в Германии.

На границе человека № 65432 и его жену встречали заранее извещенные отец Елены, профессор Бреслау, и его супруга.

Слезы, счастливые восклицания и объятия, объятия, объятия!

Елена со своими родителями поехала дальше, в Страсбург. Альберту пришлось остаться на таможенном пункте для выполнения различных формальностей. Только через сутки поздно ночью он смог выехать в Страсбург.

Швейцер шел по ночным улицам. Дома стояли, как черные немые крепости. Кругом ни огонька, ни звука. Собор святого Николая, кирха Вильгельма были обложены мешками с песком. Вместо стекол в их окнах виднелись деревянные щиты.

К дому профессора Бреслау, который находился на окраине Страсбурга, Альберт в эту ночь не смог добраться. С трудом он разыскал дорогу к дому фрау Фишер, у которой он еще задолго до войны снимал квартиру.

На громкий стук дверь открыла служанка фрау Фишер.

— Боже мой, Вероника, как вы изменились!

— О, какая встреча, господин профессор! Я сейчас позову госпожу! ..

Как и следовало ожидать, остаток ночи пролетел во взаимных расспросах. Доктор узнал о тяжелых испытаниях, выпавших на долю страсбуржцев, и сердце его с новой силой защемила тоска по отцу, по родному дому.

— Оставайтесь, господин доктор! — приглашала хозяйка. Но Альберт горячо поблагодарил за гостеприимство и, как только рассвело, отправился разыскивать Елену.

Утром город выглядел еще более печально. На мостовых валялись осколки камня и стекла. Редкие прохожие опасливо жались к стенам.

Дом профессора Бреслау уцелел. Здесь Альберта ожидал скромный военный завтрак и опять объятия. Объятия и расспросы.

— А расскажи-ка, как ты замаскировал рукопись книги? — спрашивал, например, тесть. И выслушивал, от души смеясь, почти детективную историю спасения рукописи будущей книги «Культура и этика».

Через несколько дней Елена и Альберт отправились в Гюнсбах. Родители Елены советовали им подождать, но Альберт рвался на родину, и они уступили.

***

Дo Кольмара Елена и Альберт добрались поездом, а от Кольмара, ввиду близости линии фронта, поезда не шли. Пятьдесят километров предстояло пройти пешком.

Альберт шагал молча. Он думал о предстоящей встрече со Счастливой долиной, с Гюнсбахом, о мягкой красоте которого так часто мечталось жаркими африканскими вечерами. Думал, волнуясь, о встрече с отцом. Думал о матери. Какие горькие это были думы!

Лишь в полдень на вторые сутки добрались Елена и Альберт до Гюнсбаха. Радостной встречи с местами детства — увы! — не получилось. Действительность, представшая их взорам, была настолько удручающа, что Альберт впервые за все последние годы не выдержал: короткое, трудное рыданье вырвалось было из его груди, но он тотчас же неимоверным усилием воли сдержал себя, увидев слезы на лице Елены.

Вот как описывает встречу с родиной в памятном 1918 году сам Швейцер:

«Когда я покидал ее в 1913-году, это действительно была мирная долина. Теперь с гор били пушки. На улицах были установлены проволочные заграждения, прикрытые соломой. Они якобы маскировали транспорт.

Вокруг, куда ни глянешь, стояли разрушенные дома. Горы, которые в воспоминаниях виделись мне зелеными, были на самом деле голыми: только одиночные деревья уцелели на них от жестокого артиллерийского огня.

Жителям Гюнсбаха отдан был приказ, чтобы они постоянно носили с собой противогазы.