Свет в джунглях

Мой отец противогаза не носил. Он был настолько равнодушен ко всем опасностям, что при обстреле не искал вместе со всеми убежища, а оставался в своем рабочем кабинете. Он уже забыл то время, когда в его доме не жили солдаты и офицеры. Ему казалось, что так было всегда.

Позаботиться об урожае жителям Гюнсбаха было невозможно. К тому же, стояла ужасная засуха. Скот голодал. Над Счастливой долиной маячил призрак голода...»

Эти испытания и перенесенная еще в Бордо болезнь основательно подорвали здоровье доктора. В тяжелейшей лихорадке лежал он в одной из комнат родного дома, не в силах ни радоваться долгожданной встрече с отцом, ни помочь ему чем-либо. Болезнь была настолько сильна, что больному не помогал даже заботливый уход жены, которая находилась при нем неотлучно.

Временами доктор впадал в забытье, и тогда пушечные выстрелы казались ему раскатами весеннего грома. Перед его обострявшимся внутренним зрением проходили картины далекого детства: тенистая липовая аллея на выезде из города и издалека видная повозка отца; кабинет зубного врача и его волшебное кресло...

Альберт приходил в себя и видел склоненное над ним осунувшееся лицо Елены. Острое чувство благодарности и любви к ней щемило сердце больного. В одну из таких минут он принял сумасшедшее решение:

— Мы должны тотчас же отправиться в Страсбург. Здесь мы оба погибнем.

— Но как, Альберт? — воскликнула Елена.

— Пешком. Иного выхода у нас нет.

— Нет! Ты не выдержишь дороги! Ты даже не знаешь, что с тобой!

— Знаю, Хелен... Я еще вчера сам поставил себе диагноз. Это могут быть последствия дизентерии. В таком случае, весьма вероятно, потребуется хирургическое вмешательство...

Альберт с трудом договорил последние слова и откинулся на подушки. Но Елена знала: если он принял какое-то решение, противоречить бесполезно.

На другой день рано утром поддерживаемый под руку женой Альберт покинул родительский дом. Прощание с отцом было коротким. Он благословил невестку и сына, сказав при этом:

— Спасибо, что навестили. И не думайте, что бросаете меня. Я отсюда никуда не поеду. Я нужен здесь. Людям нужен.

Он долго глядел детям вслед. Они медленно удалялись. Уходили, словно унося из его, Луи Швейцера, жизни будущее, оставляя его наедине с дорогим прошлым...

А Елена и Швейцер едва брели улочками почти разбитого городка. Они ни о чем. не говорили. Не оглядывались. Просто шли, вкладывая в эти, казалось, такие обыкновенные, такие привычные движения ног и рук все свои силы, всю свою волю. Только на седьмом километре от города смертельно-бледного человека и его спутницу посадил на повозку какой-то сердобольный крестьянин.

***

1 сентября 1918 года в клинике Страсбургского университета доктору Альберту Швейцеру сделали операцию. Операция прошла благополучно. Осложнений не было. Диагноз, поставленный больным самому себе, полностью подтвердился.

Когда после операции Швейцер пришел в себя, с его уст чуть было не сорвался вопрос: «Выздоровею ли я окончательно, доктор?»

Однако он вовремя спохватился: что ему, врачу, смог бы ответить коллега? Утешить? Но ему не нужны утешения. Лгать? Но он, врач, всегда заметит даже самую маленькую неправду.

Альберт смолчал. Он прислушивался к своему организму, с тревогой ощущая заглохшую было, но не оставившую его совсем боль в желудке.

— Нельзя терять силы. Надо попытаться подняться. Надо попробовать ходить.

И Альберт медленно, от стены к стене, ходил по больничному коридору. Однако он быстро утомлялся: ноги становились непослушными, все тело наполняла неприятная слабость.

Почти ежедневно Альберта навещала Елена. Как-то она вдруг спросила:

— Ты помнишь, о чем мы мечтали в Африке?

— Мы мечтали о многом, — нерешительно ответил Альберт.

— Ну, вспомни: мы возвращаемся на родину — и у нас...

— Неужели! — Альберт пришел в сильное волнение. Он вскочил с постели и обнял жену. — Неужели у нас будет ребенок?

— Да, Альберт...

После ухода Елены Альберт долго не мог успокоиться. Да, ему нужно срочно восстановить силы! После стольких лет, проведенных в джунглях, после кошмарных месяцев в лагерях для военнопленных Елена хочет иметь семью, дом, немного тепла и уверенность в будущем. И он, ее муж, обязан сделать для нее все возможное и даже невозможное.

Превозмогая боль, Швейцер постепенно увеличивал маршруты своих прогулок. И — странное дело! — боль отступила. Вскоре доктор окреп настолько, что смог выписаться из клиники и заняться поисками работы.

Бургомистр Страсбурга Швандер, помнивший Швейцера еще по довоенному времени, предложил ему место ассистента в главной клинике гражданского госпиталя. Выбирать было не из чего, и Швейцер согласился.

С постоянным заработком в семью Швейцеров пришло относительное благополучие, но, несмотря на это, Альберта не покидало чувство внутренней подавленности: его угнетало ощущение вины за то, что он не мог позаботиться о госпитале в джунглях. Елена разделяла его беспокойство. Но что можно было сделать в это страшное время? Как найти средства на поддержание госпиталя? Об этом нельзя было и думать, пока шла война.

***