Свет в джунглях

Матильда Коттман долго стояла у небольшого холмика. Она вспоминала о том, как в далеком 1924 году она впервые увидела розовощекую, спокойную и веселую фрейлейн Эмму. С приездом ее в бараках для больных и в домике врачей стало как-то особенно уютно. Эмма умела делать это незаметно и легко...

По лицу Матильды бежали слезы. Но она не ощущала их и шептала громко и страстно, словно подруга могла услышать ее слова:

— Хорошо, что ты вернулась к нам... Хорошо, что ты будешь с нами всегда...

Горячее африканское солнце беспощадно обрушивало всю свою мощь на черную, облаченную в траурное платье фигуру Матильды. Каким-то вторым слухом Матильда слышала, как на стройке затихает перезвон топоров. Близилось самое жаркое время дня, когда работа должна была приостанавливаться.

И в это время ударил колокол. Он звучал торжественно и грустно. Матильда поняла, что звонит он по Эмме. Она сдержала приступ рыдания и пошла прочь от могилы. Пошла туда, откуда доносились голоса взрослых и крики ребятишек. И чем ближе подходила она к госпиталю, тем легче становилось у нее на душе.

***

Операция длилась уже более трех часов. Охотник, жестоко раненный леопардом, потерял при доставке в госпиталь много крови. Надежды на спасение его жизни почти не оставалось. Но Швейцер решил: срочно на операционный стол!

И вот уже три с лишним часа Альберт Швейцер и его ассистент доктор Биссаугави борются за жизнь человека. То, кажется, не выдерживает сердце больного, то вдруг вновь открывается обильное кровотечение.

Швейцер ставит тампоны, вводит физиологический раствор, без устали действует иглой. Лицо его под маской посерело, осунулось. Затылок мокр от пота. Порой ему становится так плохо, что он почти теряет ощущение реальности. В такие минуты на помощь Швейцеру приходит Биссаугави. Он движется неслышно и быстро. Движения его рук расчетливы и точны.

Дыхание больного выравнивается. Но это еще ничего не значит. Все опасности еще впереди. Швейцер накладывает швы и одновременно следит за состоянием оперируемого. Сердце больного бьется хотя и слабо, но зато уже уверенно, ритмично. Теперь, пожалуй, можно немного передохнуть. Оставшиеся швы наложит Биссаугави. Швейцер кивком головы подзывает своего ассистента. Биссаугави улыбается. Он уверен в благополучном исходе операции: у Оганги легкая рука...

Вечером, не сговариваясь, оба они — и Швейцер, и Биссаугави — встречаются у постели больного. Дежурный врач рапортует:

— Все в порядке. Дыхание нормальное. Сон глубокий. Если что-нибудь случится, я вас вызову, доктор Биссаугави.

— А почему не меня? — в шутку сердится Швейцер.

— Вам надо отдохнуть! И, кроме того, я думаю, ничего серьезного не произойдет, — уверяет дежурный врач.

— Ну, хорошо! — сдается Швейцер. — Пусть будет по-вашему! Отоспаться мне не мешает...

Через несколько дней охотник — его звали НʼГвина — пришел в себя. Когда он несколько окреп, Биссаугави рассказал ему, как Оганга боролся за его жизнь. НʼГвина слушал, часто моргая глазами. Он совсем не помнил, как он попал в госпиталь. Последним его воспоминанием было ощущение жаркого дыхания зверя и мысль о неминуемой смерти. И вот он жив! Покоится на удобном ложе и слушает рассказ о своем воскрешении из мертвых.

Спустя несколько месяцев, когда НʼГвина покидал госпиталь, он пришел к Швейцеру и неловко протянул доктору миниатюрную вытесанную из камня статуэтку, изображавшую охотника.

— Спасибо, — сказал доктор и спросил: — Это амулет?

НʼГвина отрицательно покачал головой.

— Я нашел его в земле. Очень глубоко, когда рыл колодец. Я думаю, что этого охотника сделали наши предки.

Швейцер еще раз поблагодарил НʼГвину. Фигурка ему очень понравилась. А еще больше ему нравилось то, что человек, которого принесли в Ламбарене почти умирающим, покидает госпиталь живым и здоровым.

— Я хочу пожелать тебе счастья и удачи, — произнес на прощание доктор.

НʼГвина широко улыбнулся. Он поклонился доктору и, ни слова не сказав, большими шагами направился в сторону джунглей. Единственная его защита — копье — слегка подрагивало в руке. Доктор смотрел вслед уходящему до тех пор, пока НʼГвину не поглотили джунгли.

***

Недавно отгремела война в Корее. Взрывы испытываемых атомных бомб заражали почву, воздух и воду. Доктор открывал газету и с досадой отбрасывал ее.

— Доколе будет продолжаться это безумие?!

Он снова брался за перо и писал. Слова были гневными и предостерегающими. Когда Швейцер закончил свою работу, он обратился к правительству Норвегии с просьбой разрешить ему выступить по радио. Разрешение было получено, и весной 1957 года доктор отплыл в Европу.

23 апреля в Осло он произнес свою речь, названную им «Декларацией совести». Она транслировалась почти на всех языках.

Швейцер говорил, что радиоактивные осадки, выпадающие в результате испытаний ядерного оружия, причиняют ущерб здоровью как ныне живущего, так и будущих поколений. Он призвал общественность всех стран повлиять, наконец, на своих государственных деятелей, с тем чтобы они заключили соглашение о прекращении испытаний ядерного оружия.