Отец сперва переживал, конечно, но потом рукой махнул — чёрт их поймёшь, нынешних. С старшими-то всё понятно — шмотки, гаджеты, замуж выскочить. А этой всё время странного хотелось… Убедил себя. И всё шло гладко, пока Настенька внезапно не объявилась. «Чего, — говорит, — глазки выпучили, семейство? Я что, уже соскучиться по вам не могу? Не пугайтесь, я ненадолго. Мой кринжмен без меня чахнет, пухнет и дохнет. На три дня всего, а то он решит, что я слилась, и выпилится нафиг. Очень, понимаешь, у него комплексы сильные из-за внешности. 'Ах-ах, — начинают ей сестры типа сочувствовать, а сами за спиной перемигиваются ехидно, — бедная наша сестричка! Как же тебе тяжело с этаким уродом-то жить!» А она смеётся: «Фига вы душные! Это вы низко флексите, а у меня сасный чил! Вот вам пруфы! И показывает им такие фотки, что только упасть и от зависти плакать. В общем, так её сестры иззавидовались, что когда ей пора стала уезжать, то часы в доме перевели, и она на самолёт свой опоздала, а ещё из телефона симку вытащили, чтобы предупредить не смогла. Настенька, конечно, следующим же рейсом улетела, но было поздно. Приезжает в особняк, а уродец ейный уже лежит под кустом, только ножки торчат. Не то повешался, не то порезался, не то цветочками передознулся. 'Фигассе, — говорит она, — ты чего, реально выпилился? Я думала, ты гонишь! И чо теперь? И как? Я же тебя, дурака, любила!» Он глаз один приоткрыл: «Правда любила, без бэ?» — «Инфа сотка!» — «Я же урод!» — «Просто альтернативная внешность, бывает. Так что, раздумал ласты клеить?» «Я, — отвечает, — решил, что если меня какая чикса реально полюбит, такого, как я есть, то пойду и пластику сделаю. Так что гляди, какой я теперь красаучик!» Размотал с хари бинты, а там чистый киануривз с дикаприо. Сделала Настенька с ним селфи, отправила сёстрам, тут-то они с досады и выпилились. Такая, вот, сказка. А теперь спать.