Читаем Свет в конце тоннеля полностью

Иногда мне приходит в голову гидра, в которую тычут иголкой… Вы знаете об этом эксперименте? В гидру тычут иголкой − она сжимается. Это называется рефлекс.

Вся человеческая жизнь, всё человеческой существование, весь человеческий опыт, все судьбы есть не что иное, как результат рефлекса примата на свою смерть.

В бегах от смерти он созидает: кропотливо строит дома, с любовью воспитывает детей, бережно пополняет фонды мировой классики.

Но никогда и никому не удавалось выжить. Столько лет кролик пытался выглядеть по-человечески, столько лет убегал в надежде обрести в жизни покой, но всегда он падал. Потому что так заведено.

Вы когда-нибудь думали, что такое душа? Где она? Многие атеисты думают, что у человека нет души, но никому из них не приходило в голову довести мысленный эксперимент бездушия до конца. Представьте себе, человек может просто попасть в аварию и сильно удариться головой − и он уже не помнит, как его зовут, как зовут его жену, как зовут его детей. Все накопления − в пух и прах, представляете?

− То, что вы описываете, ужасно. − Энтони не сдержался, хотя и знал, что мистер Морровс тут же ядовито рассмеётся и скажет какую-то гадость, однако ни смеха, ни гадости Джек не проронил. Он лишь криво улыбнулся, как будто сдерживал слезу.

− Я знаю, что это ужасно… − Теперь он улыбался ещё сильнее, и весь тот груз, что скрывался за этой скорбной маской, начал выплёскиваться. − Но я не закончил наш эксперимент. Понимаете, человек может просто удариться головой, у него переклинит в мозгу, и ни грамма той эфемерной субстанции, которую он именовал душой, в нём больше не будет…

− Я понимаю. Это ужасно. Но паникой вы ничего не решите. Учитывая то, что я здесь увидел, она не поможет вам, и я уверен никогда не помогала. Сколько вы страдали, думая об этом?

Он продолжал держать губы прямой параллелью. Теперь она стала более плотной, а взгляд − тревожно-отстранённым, своей беглой глубиной отражающим скрипучую работу тех шестерней, что непрерывно крутились в голове этого несчастного человека.

− Я очень много страдал… − с серым озарением сказал Джек.

− Сколько лет?

Джек со страхом взглянул на Энтони и принялся с ещё большим усердием впадать в меланхолию и искать в голове цифру, о которой прозвучал вопрос.

В конце концов он с вымученной отрицательностью покачал головой:

− В первый раз я испытал это лет тридцать назад.

И только теперь Энтони вдруг понял, насколько же он был прав, когда в разговоре с Тарковским говорил о глубинной болезни мистера Морровса. Это был не просто несчастный, депрессивный человек. Это был больной во всех смыслах человек. Это был не просто паталогический психопат. Это был паталогический…

− Сегодня у меня был один из самых сильных приступов за очень долгие годы.

− Вы говорили что-то вроде: «Они пронзили меня.» Что это значит? Кто пронзил?

Поначалу Джек даже удивился тому, что сказал Энтони, и лишь потом припомнил что-то страшное, что тут же отразилось в его глазах экзистенциальным ужасом.

− Мне показалось, что в моём сердце начали прогрызать норы черви. Я видел их. Я видел червей. Видел и чувствовал, как они ползли в моём сердце.

Каждый раз Энтони думал, что докопался до самого дна души Джека, однако теперь он не сомневался, что снова ошибается, и следующее дно грозит оказаться самим адом.

Он решился спросить:

− Вы видели их прямо в своём сердце, прямо здесь, в груди?

− Неет… Эта галлюцинация сугубо психологическая, она сугубо в мозгу. На самом деле я не видел и не чувствовал никаких червей, мне просто не хватало воздуха, и от этого мне так казалось. Я просто думал… просто… Всё это происходило в моей голове. Я их мог видеть и чувствовать совершенно явственно, даже… более, чем явственно. Они как будто засели в моей голове.

− Вам обязательно нужен врач! − испугался Энтони.

− Постойте! Только не уходите…

Энтони сел.

− Это ненормально, мистер Морровс, − с усталым спокойствием произнёс Энтони. − Это нужно лечить.

− Я знаю…

− Как это случилось с вами в первый раз?

И тут Джек замолчал.

Он заставил Энтони почувствовать себя глухонемым, он исходил всю комнату вдоль и поперёк − он просто молчал, не обращая никакого внимания на прерванный диалог, и только заворожённо наматывал несуществующие круги. Он молчал, хотя по всем законам социальных взаимодействий людей друг с другом должен был ответить на поставленный вопрос.

И Энтони, не сомневаясь, ждал начала повествования. Он знал, что задержится здесь ещё как минимум на час и, скорее всего, тогда уже стемнеет. А минуты шли. И наконец Джек начал свою исповедь.

28. БОЛЬ

Боль. Завывающе-непостижимая. Заунывно-горячая. До дыр выполощенная. До потолка изнемождённая. До скрежета в костях скрипучая. До душераздираюещего хохота выходящая. Боль. Она любит тебя не в пример матери. Она убивает тебя. Она раздражённо выходит из тебя, как младенец. Она бесцельно окунает тебя в омут, лишь бы утонуть.

Но, в отличие от тебя, она не тонет, и ты навсегда остаёшься с ней.

29. ИСПОВЕДЬ ОБЕЗОРУЖЕННОГО ПСИХОПАТА

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза