Свет за окном

– Прости меня, Констанс! – Софи, видно, тоже это услышала. – Я понимаю, как много ты для меня делаешь, и я очень тебе признательна, правда. А что касается ребенка… Я стеснялась сказать тебе. Ты думаешь, я что, не понимаю, что я наделала? – Софи стиснула руки. – Нет, наверное, всем будет лучше, если я умру. Что скажет брат, когда узнает? Господи, что он скажет?

– Он поймет, что ты живой человек и сделала это из-за любви, – принялась успокаивать Конни. – И следствием этой любви стала новая жизнь, которую еще предстоит выпустить в мир. Софи, не сдавайся. Не падай духом. Ты должна бороться – так, как ты никогда еще не боролась! – ради твоего ребенка.

– Но ведь Эдуард никогда меня не простит, никогда! И ты, Констанс… В ту ночь, когда брата не было в Париже, я обманула твое доверие, привела Фредерика к себе в спальню и по собственной воле легла с ним! Ты должна меня ненавидеть! – в отчаянии проговорила Софи. – Но нет же, ты вот, рядом, заботишься обо мне, просто потому, что ты добрая душа и у тебя нет выбора. Но ты не понимаешь, Констанс, что это такое, когда ты всем в тягость! С раннего детства меня ни на минуту не оставляли одну, чтобы я не упала. Ни единого раза я не могла сделать простейших вещей, которые все делают. Я всегда завишу от чьей-то помощи, я по лестнице сама не могу подняться, сходить в ванную или надеть новую вещь, которую раньше не надевала! Не могу выйти из дома и пойти по улице… – Она прижала к вискам тонкие пальчики. – Прости меня, Констанс, но мне так себя жалко!

– Ну конечно, милая, – Конни приобняла ее. – Такая жизнь и вправду не сахар.

– И вот я встречаю человека, который не видит во мне слепую, который, в отличие от всех, кого я в своей жизни знала, не обращается со мной как с беспомощным ребенком. Нет, Фредерик относится ко мне как к женщине, на мое увечье не обращает внимания, слушает, что я говорю, без снисхождения, любит меня такой, какая я есть, хочет быть со мной рядом. Но – вот незадача! – он враг. И из-за этого я не могу, не должна любить его! Иначе я изменница, я предаю мою страну! И вот теперь он уехал, а я ношу его ребенка – и это еще одна обуза для тех, кто рядом со мной! И ты, Констанс, еще спрашиваешь меня, почему я залегла здесь и хочу умереть? Да потому, что без меня всем станет легче!

Конни потеряла дар речи. Софи впервые дала ей понять, как глубоко она чувствует и как мучается из-за того, что во всем зависима от других.

– Если бы не я, – продолжала Софи, – Сара не была бы в том поезде и ее бы не арестовали. Наверное, ее уже расстреляли или послали в какой-нибудь из этих чудовищных лагерей, где она так и так умрет.

Конни поискала правильные слова и, похоже, нашла их:

– Софи, то, что ты есть, это такое бесценное счастье для твоей семьи, что никто и не думает, что ты стоишь каких-то забот. Тебя просто любят!

– И что я сделала, чтобы отплатить за эту любовь? Опозорила всю семью! – По ее щекам полились слезы. – Нет, говори что хочешь, а Эдуард никогда меня не простит. Как я ему признаюсь?

– Давай об этом подумаем позже, ладно, Софи? А сейчас самое главное – это здоровье, твое и твоего ребенка. Ты должна все сделать, чтобы он благополучно родился. Ты вообще этого хочешь?

Софи ответила не сразу.

– Иногда мне кажется, что лучше бы нам обоим лечь тут и умереть. Но потом мне приходит в голову, что все, кого я люблю, меня покинули, и эта жизнь внутри меня – единственное, что у меня осталось. А потом, это ведь частица Фредерика… Ах, Констанс, я совсем запуталась! Так ты не ненавидишь меня за то, что я сделала?

– Нет, Софи, – вздохнула Конни. – Ну как я могу тебя ненавидеть? Скажу тебе по секрету, ты не первая женщина, которая оказалась в таких обстоятельствах, – и не последняя тоже. Обстоятельства, я согласна, тяжелые, очень даже, но только вспомни, что крошечное невинное существо, которое растет у тебя в животе, ничего об этом не знает. И каким бы ни было его наследие, или что бы там ни сулило будущее, разве не твой долг перед ребенком дать ему шанс родиться? Вокруг столько смертей, столько несчастья! А новая жизнь – это новая надежда, и разве важно, в каких обстоятельствах она зачата? Ребенок – это божий дар, Софи.

Замолчав, чтобы перевести дыхание, Конни подумала, не ее ли католическое воспитание вложило ей в уста эту страстную речь, и поняла, что истово верит всему, что сейчас сказала.

– Все, что ты можешь сейчас, – это холить и лелеять то, что растет в тебе, – мягко добавила она.

– Да, ты права. Ты такая добрая и такая мудрая, Констанс! Нет слов, как я тебе благодарна! И когда-нибудь я найду способ тебя отблагодарить.

– Ты уже сейчас можешь это сделать, если перестанешь лежать тут, мечтая о смерти. Прошу тебя, Софи, дай мне помочь тебе и твоему ребенку!

– Да, прости, – вздохнула та. – Я погрязла в своих страданиях, когда вокруг столько настоящего горя. Все, с сегодняшнего дня я постараюсь исправиться. А когда приедет Фредерик, мы придумаем план…

Конни только головой покачала:

– Ты в самом деле веришь, что это возможно?