– Нет, Арман, даже не думай. Она из этого дома еще не показывалась, – на полуслове пресек его Жак, – и сюда к нам никто не лез. Если увидят, что Констанс катается на велосипеде туда-сюда, это вызовет подозрения, а нам надо думать о мадемуазель Софи.
– Но разве я не могу выехать с заднего хода? – огорчилась Констанс. – Я хочу помочь!
– Знаю, моя дорогая, и надеюсь, тебе еще представится случай. Но сейчас у нас другие задачи, – Жак многозначительно посмотрел на нее.
– А как насчет других способов поучаствовать, а, Жак? – спросил Арман. – Нам приходится переправлять подбитых британских летчиков в Англию, и, случается, им нужно где-то пересидеть, пока не придет лодка на Корсику, мы ведь через Корсику их переправляем. Может, ты смог бы пустить их к себе?
Жак покачал головой:
– Не хотелось бы привлекать внимание…
– Но, Жак, можно проделывать это потихоньку! – включилась в уговоры Конни. – Софи у себя в подвале, от винодельни вдали, и должны же мы тоже внести свой вклад! Эдуард ведь делал, что мог! Даже подвергая опасности семью!
– Да, Констанс, ты права. В самом деле, как я могу отказать? – признал Жак. – Пожалуй, летчиков можно прятать на чердаке.
– Вот спасибо! – расплылся в улыбке Арман.
– А ты, Констанс, – Жак поднялся, – будешь за ними присматривать.
– Конечно, – кивнула Конни, думая, как неплохо было бы за компанию с летчиками уплыть на Корсику.
– Значит, я – или кто-то из наших – свяжемся с вами, когда понадобится, – заключил Арман. – Ну, мне пора!
Первые два британских летчика прибыли в три утра неделей позже. Конни даже прослезилась, услышав английскую речь. Пробыли они сутки. Оба, изможденные и измученные, горели желанием вернуться домой.
– Не горюй, милая, – сказал ей один, когда она вела их по лестнице на чердак, – немцы слабеют на глазах, Гитлер теряет хватку. Так или иначе, все скоро кончится, и счет уже не на месяцы, а на недели!
Когда наутро, еще до рассвета, они уходили, Конни протянула ему конверт.
– Прошу вас, когда будете дома, бросьте это в почтовый ящик!
– Конечно! Что это за цена за вкусную кормежку, впервые за столько недель! – рассмеялся он.
Проводив их, Конни снова легла, согретая новой надеждой. Летчики благополучно доберутся домой, и до Лоуренса дойдет весть, что она жива и здорова.
Срок Софи приближался, она отяжелела, ей становилось все труднее подниматься по лестнице. Но при этом от нее исходило сияние, и на здоровье она не жаловалась.
В шато, в кладовке при комнате экономки Конни нашла шерсть и спицы, а в библиотеке – руководство по вязанию. Теперь, сидя по вечерам рядом с Софи во внутреннем дворике, она вывязывала крошечные распашонки, пинетки и чепчики. И порой не без зависти поглядывала на Софи: они с Лоуренсом всегда хотели детей.
Вязала она, и сидя с Жаком в саду при его домике. Нежная молодая лоза заботливо укрывала листвой мелкие непрозрачные ягодки – вскоре, налившись соком, они станут тяжелыми кистями.
– Осталось всего несколько недель до
– Давай я тебе помогу, – вызвалась Конни, хотя и понимала, что толку от нее будет немного. В обычные времена Жак нанимал дюжину рабочих, которые трудились с рассвета до темноты.
– Очень тронут твоим предложением, Констанс, но, сдается мне, твоя помощь понадобится в другом месте. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, как принимать роды?
– Нет. Как ни удивительно, в курс диверсионной подготовки акушерство не входит. Но я прочла много романов, а там в таких случаях всегда кто-то кричит: согрейте побольше воды, принесите полотенец. Поручиться не могу, но мне кажется, как-нибудь справлюсь, когда придет время.
– Меня беспокоит, вдруг что-то пойдет не так, и Софи понадобится медицинская помощь. Что нам делать тогда? В больницу же ее не повезешь!
– Я сделаю все, что смогу.
– И это, дорогая моя Констанс, – Жак вздохнул, – предел наших возможностей.
Сбитые летчики чередой ночевали на чердаке, а после отплывали на Корсику. Каждый раз, когда они покидали дом, Конни вручала им конверт для переправки Лоуренсу. В письмах всегда было одно и то же: «Дорогой мой, не волнуйся обо мне – я здорова и надеюсь скоро вернуться домой». Какое-нибудь из них, думала Конни, июньским вечером надписывая уже пятый конверт, доберется до Лоуренса.
В комнату с озабоченным лицом вошел Жак.
– Констанс, вокруг шато кто-то бродит. Поднимись наверх к летчикам, скажи, чтобы сидели потише, а я пойду посмотрю, кто это.
Он взял охотничье ружье и вышел из дома.
Предупредив летчиков, Конни спустилась вниз и обнаружила в гостиной Жака, который стоял, наставив дуло на высокого, болезненно худого блондина, а тот, сдаваясь на милость победителя, держал руки над головой.