Свет за окном

Эдуард вышел из библиотеки, оставив Конни с книгой, которую та позабыла открыть. В этот момент она была уверена, что Эдуард де ла Мартиньерес участвовал в налете на Управление принудительных работ. Эта уверенность удивительным образом ободряла. Но она все равно чувствовала, что, как муха, попалась в сеть, сплетенную не ею, что она пассивна, хотя ее готовили к действию. Впору сойти с ума… Почему Фредерик отвлек внимание на себя, рассказав про радио? Неужели Софи права, и он противник нацизма? Или, входя в дом, он уже знал, что радиосигнал идет отсюда, и пришел сам все разведать?

Конни закрыла лицо руками. Как же она запуталась! Все вокруг знакомы с правилами игры, у каждого – своя роль, а она чувствует себя щепкой, которую швыряет волна по прихоти и тайной воле других.

– Лоуренс, – прошептала она, – помоги мне.

Она огляделась. На полках рядами стояли книги, стояли и смотрели на нее жестко, холодно и бездушно, в почти одинаковых переплетах, по которым никак не скажешь, что на их страницах. Отличная метафора о жизни, которую она вынуждена вести.

За обедом Софи – Конни в последние дни мало ее видела – показалась ей вялой и бледной. Поковырялась в еде, поднялась и, извинившись, ушла к себе.

Через два часа, когда она так и не вышла из спальни, Конни постучалась в ее дверь. Софи лежала на кровати, лицо серое, на лбу холодный компресс.

– Дорогая моя, тебе что, нехорошо? – Конни, присев на кровать, взяла ее за руку. – Я могу чем-то помочь?

– Нет, я не больна. По крайней мере физически… – Софи вздохнула и с силой улыбнулась. – Спасибо, что зашла, Констанс. Мы что-то редко с тобой видимся… Мне тебя не хватает.

– Так вот, я уже здесь.

– Ох, Констанс, – Софи закусила губу. – Фредерик сказал, что скоро уедет. В Германию. Как я это переживу? – Ее незрячие глаза заблестели от слез.

– Переживешь, потому что должна пережить, – Конни сжала ее ладонь. – Так же, как я живу без Лоуренса, хотя это очень трудно.

– Да. Я знаю, ты скажешь, что я наивная и не понимаю, что такое любовь. Что я забуду Фредерика, потому что у нас нет будущего. Но я взрослая женщина и знаю, что в моем сердце.

– Я просто пытаюсь тебя уберечь, Софи. Я понимаю, как тебе трудно.

– Констанс, я знаю, что мы с Фредериком будем вместе. Я знаю это здесь, – она приложила руку к сердцу. – Фредерик говорит, он найдет способ, и я ему верю.

Конни вздохнула. На фоне всех трагедий четырех военных лет, когда миллионы людей погибли либо потеряли своих близких, любовные страдания Софи могли бы выглядеть пустяком. Но для самой Софи они были самым главным на свете просто потому, что это была ее жизнь.

– Что ж, раз Фредерик говорит, что найдет способ, значит, найдет, – мягко сказала Конни, сочтя, что главное – это утешить. Ведь если Фредерик скоро уедет, возможно, ситуация разрешится сама собой.

Несколько следующих недель прошли беспокойно. Начались ночные налеты – сирены противовоздушной обороны врывались в сон, и парижане в поисках безопасности снова перебрались в подвалы. Рассказывали о воздушных атаках на заводы «Пежо» и «Мишлен», расположенные в промышленных пригородах столицы. Дома, в Англии, прочтя подобные новости в «Таймс», Конни отозвалась бы на них с радостью, но здесь газетные статьи были полны цифр, говоривших о том, сколько погибло невинных французов, работников этих заводов.

По-прежнему совершая ежедневную прогулку до садов Тюильри, она чувствовала, как слабеет пульс города, как понемногу люди теряют веру в то, что война когда-нибудь завершится. Давно обещанная высадка союзников так и не осуществилась, и Конни начала сомневаться, осуществится ли.

Усевшись на скамью, на которой она обычно сидела, Конни заметила, что к ней приближается Винишия. Они обменялись словами, подобающими при встрече, и Винишия присела рядом. Наряженная в свой костюм состоятельной дамы, на сей раз она не потрудилась накраситься, и с лицом, обтянутым бледной до прозрачности кожей, выглядела истощенной.

– Спасибо, что выручила тогда с подвалом. – Она достала из сумочки непременную пачку «Галуаз». – Будешь?

– Нет, спасибо.

– А я на них прямо живу. Помогают заглушать голод.

– Дать тебе денег на еду? – предложила Конни с радостью, что хоть чем-то может помочь.

– Нет, не нужно. Проблема в том, что я вечно мечусь, как заяц, чтобы боши не перехватили сигнал. Вечно в пути на моем несчастном велосипеде, так что нет случая спокойно сесть и поесть.

– Как в целом дела?

– Да ты знаешь, Кон, – Винишия глубоко затянулась, – шаг вперед и два назад. Но по меньшей мере наши люди теперь лучше организованы, чем летом. И лишняя пара рук всегда пригодится. Я тут подумала и решила, что, наверное, это не важно, что ты теперь не официальный агент. Нет никаких причин, чтобы ты не могла помочь нам как обыкновенная француженка. А кроме того, если ты познакомишься с людьми, с которыми я работаю, возможно, они помогут тебе уехать из Франции.

– Правда? – Конни мигом воспряла духом. – Ох, Винишия, я знаю, что моя жизнь – сущий пикник по сравнению с твоей, но я бы все, все сделала, только бы выбраться из этого дома.