Конни тошнило от ужаса, а Фалька так и распирало от ликования. Когда они вошли в клуб, она, извинившись, пошла в туалет и закрылась в кабинке. Села на крышку унитаза, опустила голову между колен. Ужасная слабость охватила ее. Дыхание вырывалось короткими, рваными толчками. Игра окончена? Когда Фредерик скажет брату, что Эдуард явился домой с огнестрельной раной, у Фалька наверняка вспыхнут подозрения. И, возможно, Фредерик успел уже доложить об этом в гестапо!
И все из-за нее! Она нарушила запрет Эдуарда, не оправдала его доверия, вступила в контакт с Винишией и, не сумев ее предупредить, разрушила его тяжко добытое и тщательно оберегаемое прикрытие, толкнула его под пулю.
– Что я наделала! – простонала она. А Винишия! Удалось ей, как Эдуарду, уйти, или она сидит сейчас в казематах гестапо и ждет пыток? Всех участников Сопротивления сначала пытают, а потом отправляют в лагеря смерти или, если повезет, расстреливают на месте.
Конни стиснула зубы, вышла из кабинки, ополоснула лицо. Заново накрасила губы и, глядя на себя в зеркало, приняла решение.
Сегодня она должна сделать так, чтобы у Эдуарда, если он еще не арестован, было как можно больше времени, чтобы прийти в себя. Чего бы ей это ни стоило.
Эдуард лежал в постели и, сжимая зубы, терпел боль.
После того как он принял ванну, верная Сара промыла рану, смазала ее йодом, присыпала белым стрептоцидом и забинтовала.
– Месье Эдуард, – в отчаянии проговорила она, – так нельзя, вам нужно в больницу. Хотя бы вызвать врача! Рану надо правильно обработать. Кость не задета, да, но рана глубокая и там внутри, может быть, еще есть шрапнель!
– Сара, вы же знаете, что я не могу, – он поморщился, потому что от йода щипало, как от укусов тысячи пчел. – Надо справляться своими силами. Фредерик фон Вендорф уехал?
– Нет, он еще в библиотеке с мадемуазель Софии.
Эдуард взял Сару за руку.
– Сара, вы ведь понимаете, что для меня почти наверняка все кончено? В кафе меня видело множество людей, в том числе офицеры гестапо. Все вы в равной мере попадаете под подозрение. Я… – Эдуард попытался сесть, но не смог и, морщась, откинулся на подушки. – Сара, вы должны, как мы раньше планировали на случай подобных обстоятельств, немедля покинуть дом. Взять мадемуазель Софи и Констанс и поехать в Гассен. Гестапо может нагрянуть сюда в любую минуту.
– Месье, – Сара покачала головой, – вы же знаете, я этого не сделаю. Тридцать пять лет я работаю в вашей семье. Я восхищаюсь вашим мужеством. Два года назад эти свиньи застрелили моего мужа. Я вас не оставлю.
– Вы должны, Сара, ради Софи. Прошу вас, соберите вещи и, не теряя времени, уезжайте. В библиотеке, в бюро, возьмите деньги и документы, я все для вас троих заранее приготовил. Если повезет, сумеете выбраться из Парижа, но перед тем, как отправиться дальше на юг, надо будет добыть новые документы. Так будет надежней… Я предупрежу друзей, что вы едете. Они помогут…
В дверь спальни постучали.
– Откройте, а потом делайте, что я сказал.
Сара выполнила приказ. На пороге стояли Фредерик и – под руку с ним – Софи.
– Ваша сестра, Эдуард, сгорает от беспокойства, – объяснил Фредерик. – Мы можем войти?
– Разумеется.
Эдуард не мог не отметить, как бережно Фредерик подвел Софи к кровати, где усадил на стул.
– Милый брат, что случилось? – Софи ощупью нашла руку Эдуарда. – Ты сильно ранен?
– Нет, родная моя, я же сказал, рана сквозная, кость не задета. Пустяки. В кафе, куда я случайно зашел, вспыхнула перестрелка, и я попал в самую гущу. – Эдуард говорил это утешающим тоном, а сам думал, что, возможно, каждым словом своим подписывает смертный приговор – и себе, и сестре. Однако Фредерик смотрел вовсе не на него и не на блюдце с шариком шрапнели, который Сара с трудом выковыряла из раны. Он не отводил глаз от Софи.
– Да, я слышал, что по всему городу налеты, – сказал Фредерик, оторвав взгляд от Сары и посмотрев на ее брата. – Что ж, мне пора вас покинуть. Пожалуйста, Эдуард, если вам что-то понадобится, сразу дайте мне знать – можно звонить напрямую в управление гестапо. Вот, я сейчас дам вам номер. – Фредерик вынул из внутреннего кармана блокнотик и карандаш, написал несколько цифр, вырвал страничку и положил на тумбочку рядом с блюдцем. – Спокойной ночи, Софи. Позаботьтесь о брате. – Нежно поцеловал ей руку, кивнул Эдуарду и вышел из комнаты.
Конни вернулась к Фальку с неестественно яркой карминовой улыбкой. Потом они ужинали, Фальк – с большим аппетитом, а она ковырялась в еде. Он расспрашивал ее о довоенной жизни, о доме в Сен-Рафаэле, о планах на будущее.
– Думаю, трудновато что-то планировать, пока не кончилась война, – задумчиво проговорила Конни. Фальк тем временем доливал вина ей в бокал. – Но ведь она кончится когда-то, это ведь неизбежно? – Фальк внимательно на нее посмотрел. – Но, конечно, – поспешно добавила она, – пока французский народ не поймет, что для него лучше, здесь будет неспокойно.
– Да, именно так, – кивнул Фальк. – А вот что вы скажете о своем кузене Эдуарде? Интересный он человек, верно?
– Весьма, – сдержанно согласилась она.