– Мы с Фальком одной крови, но люди совсем разные, – продолжил тот. – Нет сомнений, он заподозрит, что я приложил руку к вашему исчезновению, и сделает все, чтобы убедить начальство в моей виновности.
У Лионского вокзала три женщины вышли из автомобиля. Фредерик достал из багажника их чемоданы.
– Удачи вам и счастливой дороги, – тихо сказал он, придержав рукой Софи, которая подалась к нему. – Нет, я же шофер, помнишь? Но,
– Я люблю тебя, Фредерик, – торопливо сказала Софи и затерялась в вокзальной толпе.
– И я люблю тебя, моя Софи, всем сердцем люблю, – пробормотал Фредерик, усаживаясь за руль.
В особняк де ла Мартиньерес на рю де Варенн Фальк явился через час после отъезда женщин. На звонок в дверь никто не ответил, на стук – тоже, хотя он стучал кулаком, так что пришлось ему приказать своим штурмовикам взломать дверь. Осмотрев дом от подвалов до чердака, ни единой души они не обнаружили. Весь кипя, Фальк в гневе вернулся на службу прямиком в кабинет брата и застал его за сборами. Тот укладывал в портфель бумаги, готовясь к отъезду в Германию.
– Я сейчас с рю де Варенн, ездил их арестовывать. Вообрази, никого нет! Похоже, их кто-то предупредил. Как это могло быть? При том, что единственный, кому я говорил о своих подозрениях, – это ты!
Фредерик щелкнул замком портфеля.
– В самом деле? Это настораживает. Но ведь ты сам говорил, в Париже и у стен есть уши.
Фальк придвинул к нему лицо.
– Я знаю – это был ты! Ты думаешь, я дурак? Когда ты сказал, что в ту ночь вы с Софи слушали радио, ты прикрывал Эдуарда. Мы оба знаем, что радиоприемник никак нельзя спутать с радиопередатчиком! Из-за тебя я выгляжу дураком, в то время как ты – предатель! И это уже не впервые! Остерегись, брат, – скалился Фальк, – я знаю, чего стоят твои ученые словеса, которыми ты заморочил начальство, я знаю, кто ты в действительности!
Фредерик с полной доброжелательностью посмотрел на него через стол.
– В таком случае тебе следует доложить о том, что ты знаешь. Сейчас нам пора прощаться, но, уверен, скоро мы встретимся.
– Ч-черт! – Как всегда, спокойствие Фредерика подействовало на Фалька, как красная тряпка на быка. – Думаешь, ты выше меня, с этими твоими степенями, званиями и прожектами, которыми ты дурачишь фюрера? Тогда как это я работаю день и ночь во славу нашего дела!
Фредерик, сняв портфель со стола, пошел к двери, но, словно вспомнив что-то, повернулся:
– Это не я думаю, что я выше, брат. Это ты думаешь, что ты ниже.
– Я найду их! – закричал Фальк, высунув голову в коридор. – Всех! И эту шлюху, которой ты околдован!
– Прощай, Фальк, – вздохнул Фредерик, скрываясь за поворотом.
Тот изо всех сил шарахнул кулаком в дверь.
Эдуард очнулся от забытья. Тьма стояла такая, что хоть глаз выколи. Он похлопал себя по карману, нащупал спички. Зажег одну, взглянул на циферблат. Три пополуночи. Пять часов прошло с тех пор, как раздался топот штурмовиков в доме над головой. Он вытянул затекшие ноги, коснувшись ступнями противоположной стены. Эта тесная, глубокая, выложенная кирпичом нора, лаз в которую скрывал неприметный люк в подвале, была выкопана еще во времена революции, чтобы уберечь его предков. Места там было для одного, от силы двух человек. Впрочем, легенда утверждала, что однажды ночью, когда Париж пылал и аристократов дюжинами везли в телегах на гильотину, в ней укрылись Арно де ла Мартиньерес, его жена и двое детей.
Эдуард встал на колени и зажег еще одну спичку, чтобы разглядеть в потолке люк. Разглядев, остаток сил использовал на то, чтобы его откинуть. Выбравшись в подвал, тяжело дыша, растянулся в изнеможении на влажном каменном полу. Подполз к буфету, где на случай авианалетов, от которых спасались здесь обитатели дома, в бутылках хранился запас воды, открыл одну и жадно приник к горлышку. Мокрый от пота, дрожащий от холода, бросил взгляд на раненое плечо. Рубашка промокла, из раны сочилась кровь с гноем. Ему срочно нужна медицинская помощь. Но об этом нечего даже мечтать. Он знал, что за домом ведут наблюдение. Он в ловушке.
Вспомнив о сестре, Эдуард взмолился, чтобы все они – Софи, Конни и Сара – нашли безопасное прибежище. Возвел глаза к потолку. Трещины, исчертившие грубую штукатурку, поплыли и закружились. Он сомкнул веки и провалился в беспамятство.
Конни была только рада, что Сара взяла командование на себя. Сидя в купе вагона первого класса, она прикрыла глаза, чтобы не видеть двух немецких офицеров, которые расположились напротив. Сара вела с ними вежливую беседу, и оставалось только Бога благодарить, что ей хватает на это сил.
Софи молчала, незряче глядя в окно, где проплывал мимо индустриальный пейзаж парижских предместий.
Конни же думала о том, что произошло минувшей ночью. Душа ее была оскорблена и растоптана. С ней обращались как с никчемным мешком из плоти и крови. Как после этого жить? Как смотреть в глаза Лоуренсу?