Свет за окном

Она сделала это, чтобы уберечь Эдуарда, дать ему время продумать план побега. Но Эдуард остался в Париже, одинокий, больной. Возможно, сейчас он уже в лапах Фалька, в гестапо. «Я старалась, Эдуард!» – беззвучно выкрикнула она. Хотелось плакать, но плакать было нельзя. Измученная, она задремала.

Поезд мчался на юг. На каждой остановке Конни чувствовала, как Сара замирает в опаске, что весть об их побеге распространилась, что в вагон ворвутся солдаты. Офицеры, которые сидели напротив, в Сансе вышли, и хотя другие пассажиры к ним в купе не подсели, Сара говорила вполголоса.

– Мы выйдем в Дижоне и остановимся у моей сестры. Она живет недалеко от вокзала. Надо купить новые документы. Эдуард договорился вчера со знакомым, он нам поможет. Подвергаться проверке на контрольно-пропускном пункте очень рискованно. Наверняка полковник фон Вендорф уже разослал приказ задержать нас.

Удивленная, Софи перевела на Сару незрячий взгляд.

– А я думала, мы едем в шато!

– Так и есть, – Сара погладила ее по руке. – Не беспокойтесь, моя дорогая, все хорошо.

Несколько часов спустя, уже в сумерках, они сошли с поезда. Сара уверенным шагом повела их по узким улочкам городка. В дверь одного из домов, по виду совсем деревенского, она постучалась.

Отворила дверь женщина, удивительно на Сару похожая, посмотрела на нее и в изумлении всплеснула руками.

– Флоренс, – не дала ей рта раскрыть Сара, – как хорошо, что ты дома!

– Да откуда же ты? – воскликнула та. – Ну, входи же скорей! Всех прошу в дом!

Она провела их в тесную кухоньку, усадила за стол и сразу исчезла, чтобы появиться вновь с кувшином вина, хлебом и сыром.

– Кто это, Сара? – настойчиво спросила Софи.

– Моя родная сестра, мадемуазель, – весело отозвалась та, радуясь встрече. – А Дижон – мой родной город, я тут выросла.

Конни потягивала вино, вполуха прислушиваясь к живой болтовне сестер. Тело ее еще болело от ночных испытаний. Хлеб и сыр она глотала с трудом, изо всех сил стараясь прогнать видения, которые проносились перед глазами.

Флоренс рассказывала, что на прошлой неделе немцы забрали всех молодых людей и угнали их в Германию на работы – так они отомстили за то, что активисты Сопротивления взорвали железнодорожный мост в окрестностях Дижона. Сара в ответ поведала о том, что творится в Париже и как она беспокоится о своем хозяине, графе де ла Мартиньересе, судьба которого неизвестна.

– Ну хоть вы у меня живы-здоровы, – ответила Флоренс, похлопывая сестру по руке. – Твоих подопечных, однако же, мы все-таки поселим на чердаке. – Она взглянула на Софи, которая не притронулась ни к хлебу, ни к сыру. – Вы должны извинить меня, мадемуазель де ла Мартиньерес, ведь мой дом нельзя сравнить с тем, к чему вы привыкли.

– Что вы, мадам, я так вам признательна за то, что вы дали нам кров над головой, рискуя своей жизнью. Мой брат, я уверена, сумеет отблагодарить вас, если… – она прослезилась, и Сара приобняла ее за плечи.

– Мадемуазель, я знаю месье Эдуарда с тех пор, как он был семенем во чреве вашей матушки. Он отыщет выход, не сомневайтесь. Я знаю это сердцем, – Сара похлопала себя по груди.

Чуть позже Сара помогла Софи подняться по крутой лестнице в комнатку на чердаке, раздела ее, уложила в постель и поцеловала, как маленькое дитя.

– Добрых снов, моя дорогая, – попрощалась она на ночь. – Отдыхайте, мадам Констанс.

Когда Сара ушла, Конни быстро разделась, не смея взглянуть туда, где, она знала, разливаются черные, уродливые синяки, через голову натянула ночную рубашку. Улеглась в узкую постель, благодарная, что можно вытянуть усталые ноги и согреться, все-таки стоял декабрь, под лоскутным стеганым одеялом.

– Спокойной ночи, Софи, – сказала она.

– Я постараюсь уснуть, но мне так холодно, и все мои мысли вертятся вокруг брата. Ах, Констанс, как мне это перенести? В один день я потеряла Эдуарда и Фредерика.

И Софи всхлипнула – так жалостливо, что Конни выбралась из-под одеяла и подошла к ее кровати.

– Двигайся, – сказала она. – Вдвоем теплей.

Обнявшись, они улеглись рядом.

– Знаешь, если твердо верить, что Эдуард на свободе, то тогда он найдет способ приехать к нам, – сказала Конни с уверенностью, которой не чувствовала. Наконец, не размыкая объятий, они заснули.

Эдуард видел мать, которая возвышалась над ним. Ему было семь лет, и она уговаривала его что-то выпить, потому что у него жар.

– Мама, как же вы здесь? – пробормотал он, счастливый тем, что она рядом. Ее присутствие было чудесно, оно утешало. Но потом ее лицо изменилось, она стала Фальком. В мундире гестаповца тот целился в него из револьвера.

Он очнулся и, увидев над собой потолок подвала, застонал. Отчаянно хотелось пить. Однако тело его, когда он попытался заставить себя подползти к буфету, отказалось ему подчиняться. То впадая в забытье, то приходя в сознание, он понял, что смерть близка. Что ж, близка – и прекрасно. Он будет только рад. Жаль, что умрет он, так и не узнав, спаслась ли сестра.