Свет женщины

– Когда Янник объявила мне день и час, мы были на озере Эйр, возле деревни Иманс, – не думал, что вспомню эти названия, память часто загромождается всякого рода пустяками. Она заговорила о тебе так весело и с такой дружеской теплотой, что впервые за последние месяцы перед нами как будто забрезжила надежда. «Моя неизвестная сестра… я хочу, чтобы ты рассказал ей, как сильно я в ней нуждаюсь. Я хотела бы встретиться с ней, улыбнуться, обнять. Одна беда: мы слишком… зависим от биологии, а наша жизнь как флакон с этикеткой: «Перед употреблением взбалтывать». Есть наша беспомощная слабость, но это всегда означает: борьба. Может быть, я ужасная эгоистка, но разве ты против того, чтобы я продолжала жить и быть счастливой, когда меня уже не будет здесь? Я прошу тебя не превращать память обо мне в бдительно охраняемую кубышку. Я хочу, чтобы ты расточал меня, чтобы подарил меня другой. Только так я буду спасена, только так останусь женщиной. Когда я буду засыпать, то постараюсь увидеть ее, представить себе, какая я теперь буду, сколько мне будет лет, как я буду одеваться и какого цвета на этот раз у меня глаза…»

Она зажгла свет. Усталое лицо, мягкие морщинки – следы двадцати лет нашей общей жизни, прожитой вместе вдали друг от друга. Взгляд, плечи, беспорядок седых волос, наивная уязвимость в линии губ – во всем смятение, тревога, дрожь…

– Вы из тех французов, которых уже давно нет: строителей соборов… Я понятия не имею о «завтрашем дне», Мишель. Слишком большая для меня роскошь. Я вся состою из маленьких сегодня. Это старая добрая битва, знаю: мужчина, женщина, пара, во имя и против всего, но у меня нет никакого желания мыслить исторически. Я хотела увидеть наши лица, темнота слишком обманчива. Вы лежите тут рядом со мной, среди изломанных мечей и пробитых щитов, а… я? Зачем я на этом поле брани?

– У меня еще годы жизни впереди, я могу подарить их вам.

– Не надо, я не хочу вашей жизни. Ни за что на свете. Мне и своей достаточно. Вам удалось нечто замечательное: вы взяли у Бога что могли и отдали все это любви. Это слишком возвышенно для меня. Слишком – для женщины, которая работает. Посмотрите на меня хорошенько, старина. На мне ведь живого места не осталось. Я не готова идти в крестовый поход, чтобы освобождать гроб супружества. Раньше, по крайней мере мужчины, отправлялись в Святую землю одни. Я хочу быть счастливой сама по себе. Я не желаю бороться за счастье всего человечества. Вообразите, я даже не умею летать. У меня нет крыльев. Я представляю из себя такую малость и прошу еще меньше. Немного нежности, мягкости, ласки, и пусть их потом унесет ветер – почему бы и ветру не побыть счастливым?

– Это способ сказать мне, что вы очень требовательны…

– О да. Очень.

– Мы не станем сразу сворачивать горы. Не волнуйтесь, горы сами придут к нам. Если вы полагаете, что во мне проснулся сейчас рыцарский дух, то это ошибка. Я не говорю: «Я вас люблю». Я говорю: «Давайте попробуем». Совершенно незачем расшаркиваться с несчастьем. Я в этом уверен.

Она накинула пеньюар, закурила сигарету и принялась нервно шагать по комнате, резкостью жестов выдавая обезоруживающую готовность ринуться в бой, которая присуща только беззащитным.

– Прежде всего речь идет о том, чтобы спасти женщину, так? Она вам сказала: «Преврати меня в другую»? Но я не хочу помогать вам мусолить одни и те же воспоминания. Увольте. Я разучилась. Возможно, я больше не способна на это высшее прозрение, необходимое, чтобы продолжать борьбу, и которое называется ослеплением. Не помню, кто сказал, что в жизни всякое достижение – лишь неудавшийся провал…

– Ларошфуко?

– Нет, не Ларошфуко.

– Оскар Уайльд?

– Нет, не он.

– Тогда лорд Байрон.

– Нет, и не Байрон.

– Послушайте, Лидия, я предлагаю вам самое лучшее. Ларошфуко, Уайльд, Байрон. Вершины. Со мной вы всегда на вершинах. Смейтесь, смейтесь, от этого становится светлее. И не говорите: «Я вас плохо знаю». Или, того лучше: «Я боюсь ошибиться». Вы же не станете призывать «не терять головы», когда у нас вдвое больше шансов против непостижимого? Закройте глаза и смотрите на меня. Не всякая истина – дом родной. Зачастую там нет отопления и можно сдохнуть от холода. Небытие меня не интересует, причем именно потому, что оно существует.

– Вы романтик?