Свет женщины

Дом, где я пишу сейчас, стоит на берегу моря, и я слушаю шепот его волн. Слушаю внимательно, потому что он идет из глубины веков. Возможно, появятся новые миры, голоса, которых еще никто не слышал, другое счастье, не то, что живет во вкусе поцелуя, и радость, доселе неизведанная, и полнота жизни, для которой мало света женщины, возможно, но я-то живу самым древним эхом нашего мира. Мы всегда живем тем, что не может умереть. Приходят дружелюбные ночи и ненадолго приобщают меня к ее сну. Как только опускаются мои веки, все опять становится таким, каким было. А днем мой брат Океан составляет мне компанию: только у Океана голос достаточно мощный, чтобы говорить от имени человека. Конечно, я не должен был вести себя с Лидией так, будто она – это она: мы еще так мало знали друг друга, все еще было таким хрупким; нас окружал город, улицы, машины – неподходящее место для молитвы, и потом, какая женщина согласится быть лишь храмом, где поклоняются вечному? Она слушала меня очень внимательно, как будто все, что я говорил, подтверждало ее догадки. Взлохмаченные волосы, замкнутое, почти враждебное выражение лица – она словно черпала в моем голосе силу, которая отдаляла ее от меня.

– Что с тобой, Лидия?

– Знаешь, Паваротти, тенор, даже не смотрит на свою партнершу, когда поет. Некоторые набожные люди живут только своей верой, и культ становится самоценным, что всегда позволяло религиям обходиться без Бога.

– Не понимаю, при чем…

– Они спешат к первой же часовне, встретившейся им на пути, и остаются там молиться. Из басов самый красивый голос у болгарина Бориса Христова. Еще мне нравится Пласидо Доминго. Потом, есть рапсодии, наконец Бетховен, Вагнер, Вивальди и так далее. Тишине нравятся наши крики, они так идут ей. А григорианские хоралы – ты слышал что-нибудь подобное? Их голоса способны долететь до края земли. Нашего директора музыкальных театров пора уволить, Мишель. Концерт под названием «Крики отчаяния – самые прекрасные» действительно слишком задержался в программе. Мы просто кусок мяса кому-то на обед. И еще: я не хочу быть женщиной теоретически.

– То есть?..

– Церковь. Вера. Культ. У меня нет никакого желания служить предметом культа. О, женщина, иже еси на небеси… Я побитая собака, вот и все. Не знаю, кто из нас двоих больше помог другому сегодня ночью. Ну, скажем так, мы друг друга поддержали. Это уже немало. Не забуду никогда. Ты вернул мне ощущение, что еще что-то возможно, давно мной утраченное. Знаешь, как это много – после сорока открыть, что все еще возможно. Потрясающе. Ты вернул мне желание быть женщиной. Кажется, это здесь. Иди забери свою сумку. Я подожду тебя в машине…

– Лидия…

– Иди. Хватит мне на сегодня лить слезы.

– Наконец-то, первая перепалка, – обрадовался я. – С удачным началом нас!

Я прошел через холл, уставленный декоративной зеленью, и подождал несколько секунд, пока консьерж демонстрировал мне свое безразличие.

– Будьте добры, мне нужен сеньор Гальба…

– Пятьдесят седьмой. Здесь его уже кто-то дожидается.

Он неспешно достал из-за уха желтый карандаш и указал им поверх моего плеча. Сванссон, вытянув ноги, расположился у телефона. На нем был его бессменный костюм путешественника – Афганистан, Кашмир, Катманду, Мехико: красные сапоги с серебряными гвоздиками, джинсы, на шее цепи с эзотерическими символами. Джинсы и кожаная куртка пестрели разными этикетками, как чемодан: мотели Аризоны, ашрамы Пондишери, Hertz rent а саr, Акрополь, Schwab’s on the Strip, отель «Нотр-Дам», Диснейленд, королевство чудес. Длинные лохмы и белесая бородка отдаленно напоминали изображение Христа на самых ранних литографиях, а массивные темные очки прятали и оберегали детский взгляд.

– Я уже знаю печальную новость, – сказал я ему. – По мне, жили бы собаки так же долго, как и их боги.

– Да, этот закон написан неудачно. Они были очень привязаны друг к другу. Однако, я думаю, сеньор Гальба теперь может вздохнуть спокойно. Все-таки одной заботой меньше: он боялся, что умрет раньше и оставит своего пса в одиночестве. И собака тоже. Я хочу сказать, что Мату был хорошим сторожевым псом, но он боялся оказаться не на высоте, если что случится. С недавних пор они и правда внушали друг другу страх. Стоило сеньору Гальбе почувствовать себя чуть-чуть усталым – приходилось бежать за ветеринаром. Вот уже три года я езжу с ним по всему миру. Я пишу диссертацию о зрелищах в Уппсальском университете.

– Не терпится прочитать.

– Пора уже было кому-нибудь из них двоих решиться, но они держались друг за друга и не позволяли себе умереть спокойно, если вы меня понимаете.

– Понимаю.

– Когда вы ни к кому не привязаны, можно уйти потихоньку, просто так…

– Смрт, – сказал я.

– Точно. Наверно, стоило бы людям вообще жить без собак, будь это возможно.

– Стоицизм.

– Вот почему я думаю, что все-таки для сеньора Гальбы так лучше, одной заботой меньше.

– Наконец-то свободен.