Светят окна в ночи

Тем временем часы пробили полдень. Зариф Мифтахович понял, что звонка сегодня не будет, и отшвырнул бумаги. Накричал на секретаршу, что не отправлены письма со вчерашнего дня. В цехах цеплялся без причины, ходил хмурый и недовольный. А тут еще Нигматуллина — сборщица из второго цеха, старейшая работница, которую он к ордену представил, — возьми и спроси его: «Зариф Мифтахович, правда, что ли, покидаете нас?»

Директора как будто кипятком облили. На секунду он замер на месте, не зная, что сказать. Грохот стоял в цехе, Нигматуллина смотрела из-под косынки прямо ему в глаза. Зариф Мифтахович повернулся и, ничего не ответив, пошел к себе выпить валидолу — что-то сердце жало у него от всей этой неопределенности.

Навстречу ему бежала секретарша — даже плащ не накинула. «Наорал на человека из-за пустяка: письма не отправила, видите ли, как будто на почте они две недели не проваляются, — довел до того, что уже трясется от страха», — подумал Зариф Мифтахович, и боль в сердце усилилась.

— Зариф Мифтахович, Зариф Мифтахович! — кричала издалека секретарша. — Вас Уфа просит!

— Уфа? — переспросил директор, не веря своим ушам. Он сразу понял, что это Урманов и сейчас кончится наконец это затянувшееся ожидание. — Меня? — И как будто только в этот момент осознав глупость вопроса, припустил так, что вся боль из сердца сразу улетучилась.

— Куда вы, Зариф Мифтахович? — остановила его секретарша. — Я сюда разговор перевела, к начальнику цеха!

— Валечка, спасибо! — успел крикнуть он и бросился назад, в цех.

— Здравствуй, Зариф Мифтахович! — услышал директор далекий, как из-под земли, голос Урманова. Говорил тот неторопливо, а директор, задыхаясь то ли от бега, то ли от волнения, отрывисто отвечал на обычные расспросы о плане, о заводе, ради которых не стоило ждать так долго.

— Кстати, Зариф Мифтахович, познакомился я тут недавно с предложениями твоего главного инженера — глубоко копнул, ничего не скажешь. Как это ты, с твоим опытом, не оценил… — Зариф Мифтахович настолько не ожидал такого поворота, что лишился дара речи. «Как не оценил? Как не оценил? — мелькало у него в голове. — Все предложения у нас внедряются!» Но вклиниться в речь начальника не было возможности. Тот с подъемом стал говорить, какое сейчас время, как нужны новые идеи и новые подходы. Зариф Мифтахович с этим соглашался, но понять Урманова не мог.

— В общем, Зариф Мифтахович, ты не обижайся, взвесили мы тут все и решили Яруллина взять главным инженером объединения.

Трубка в руке у Зарифа Мифтаховича стала тяжелой, и через стеклянное окно в каморке он пристально вглядывался, как топчется возле дверей начальник цеха, боясь помешать затянувшемуся разговору с Уфой и не решаясь уйти — вдруг понадобится директору. И тут все остальное тоже предстало в ясном свете — и терпение Урманова, который до сих пор бросал трубку, даже не дослушав его «до свидания», и частые поездки Яруллина в Уфу…

Через полгода Зарифа Мифтаховича вызвали в город на совещание. С того памятного телефонного разговора он был в столице только проездом в отпуск и в этот раз хотел отказаться под благовидным предлогом. Но начальник планового отдела, однокашник и друг Зарифа Мифтаховича, к которому тот позвонил разузнать, что за совещание, сразу обрезал все надежды:

— Ты знаешь пословицу: «Отсутствующие виноваты»? Всех директоров собираем, планы будем перетряхивать, ты хочешь, чтобы тебе подбросили, от чего остальные откажутся?

Речь шла о плане, и тут было не до сантиментов. Тем более что все связанное с неудачным переводом в объединение для Зарифа Мифтаховича отодвинулось в прошлое, перестало волновать, как затянувшаяся старая рана. Жизнь вошла в прежнюю колею, и он, как раньше, бегал по цехам, ругался по телефону с поставщиками и обхаживал заказчиков. Только в первые дни у него опустились руки, но, вернувшись с курорта, Зариф Мифтахович с еще большей одержимостью вгрызся в дело, словно желая доказать Урманову и всем, что он еще чего-то стоит… Завод и раньше был на хорошем счету, а теперь медленно, но неуклонно выходил в передовые и в объединении, и в отрасли… Вот только программу «Время» он теперь смотрел каждый день вместе с женой. Как будто очнулся и увидел, что вокруг идет жизнь… И другими глазами стал смотреть на людей.

На совещании Яруллин сидел вместе с Урмановым.

К прежней его решительности и напористости добавилось спокойствие и начальственная неторопливость. Сознание собственного достоинства сквозило в каждом слове и сдержанных жестах. Он долго и хорошо говорил о необходимости модернизации оборудования, о введении новых технологических линий. Все было правильно, и два раза его выступление прерывали аплодисменты.

Когда Урманова прямо с совещания неожиданно вызвали в обком, Яруллин пересел на председательское место и задавал выступавшим толковые вопросы.

— Ты видишь, как твой-то? — наклонился к Зарифу Мифтаховичу знакомый директор завода из соседнего города.

— Вижу… — кивнул тот головой.

— Недавно в Москву ездил с отчетом, пока старик отдыхал в Кисловодске. Говорят, фурор там в министерстве произвел…