Немногие из местных знали или помнили историю Фатимы Инес де Дорес и ее брата-капитана: как девочка ждала его возвращения, расхаживая по вдовьей дорожке, как во время первого причастия вспыхнула облатка, попав ей на язык. Были такие, кто считал историю брата и сестры преданием: довольные своей фантазией, они рассказывали эту колоритную сказку на ночь своим детям. Эмильен не допускала пренебрежительного отношения к этой истории, не низводила ее до простой сказки и никогда не забывала трагического конца маленькой девочки, которая когда-то бродила по коридорам дома на холме. Вернее, бродит до сих пор.
Эмильен откашлялась, и в воздух поднялась горстка пепла.
Она стерла прилипшую к зубам серую копоть, оставила торт на кухне и пошла в столовую к Генри, который как раз прикончил последнюю ложку глазури. Генри подошел к бабушке, взял ладошками ее лицо и сказал:
– Печальный дядя хочет, чтобы ты знала.
Эмильен вздрогнула и поискала глазами сестер и брата. Печальный дядя. Рене? Но они уже ушли. Из угла на нее глядело лишь маленькое темноволосое существо.
– Что? – прошептала Эмильен, заглядывая в широко раскрытые глаза Генри.
– На полу красное, и везде перья, – ответил он.
И вслед за этими словами Фатима Инес медленно растворилась в воздухе.
После визита Фатимы Генри как заведенный повторял одно и то же, и разговоры с ним теперь происходили примерно так:
– Что тебе сегодня намазать на тост, Генри?
– Уголок в кустах! – не сдавался он.
– Джем? Масло? Мед?
– И кошка на стене!
– Или ты хочешь хлопья?
– На полу красное, и везде перья!
Затем он принимался бегать по дому с криком «Пинна бо-бо! Пинна бо-бо!». Труве с бешеным лаем носился следом.