Светлая сторона апокалипсиса

Ночь прошла. За окнами царской опочивальни брезжил рассвет. Но царь Хасилон, распростертый на ложе страданий, не радовался восходу солнца. Вначале он терпел молча, пытаясь сохранить достоинство. Потом стал кричать страшно и хрипло, как зверь, пойманный в капкан. Теперь, совсем обессилев, он только тихо стонал и ждал смерти как избавления.

Лекарь Эхтилор Забудин больно мял холодной твердой рукой многострадальное правое подреберье, втирал противно пахнущую мазь, отсчитывал с озабоченным лицом какие-то капли, но облегчение не наступало.

— Помоги! Сделай хоть что-нибудь!

— Простите, ваше величество, я делаю что могу, но обычные средства не действуют. Боюсь, вы имели несчастье навлечь на себя гнев богов… То есть нет, Единого Бога, конечно.

Царь Хасилон заплакал как ребенок. Против Божьего гнева не поспоришь. Теперь он больше не боялся смерти. Пугало другое — провести еще хотя бы час в таких мучениях.

— Яду мне, лекарь! Дай мне яду, умоляю!

— Я не имею права, ибо сказано в Заповедях — нельзя отчаиваться.

Лекарь говорил, как всегда, тихо, участливо, но его глаза стали вдруг совсем другими, льдисто-жесткими, безжалостными.

Глазами палача.

И с каких это пор он стал так набожен?

Эта мысль пришла и ушла, остался только черный комок боли, в который превратилось все тело.

А лекарь тем временем продолжал:

— Но сказано также, что всякий грех можно очистить покаянием перед лицом Единого Бога, отца всего сущего.

— Да, да, я грешен, я каюсь! Каюсь во всем, только пусть это прекратится!

— Прекрасно, ваше величество, ибо покаяние есть первый шаг к прощению. А теперь давайте попробуем еще раз.

Лекарь осторожно приподнял царю голову и поднес темный флакон к его пересохшим, искусанным в кровь губам. Царь послушно, уже без всяких надежд, глотнул остро пахнущую жидкость. Ведь лекарство больше не действует!

Но странное дело! На этот раз царь почти сразу же почувствовал облегчение. Лекарь мягко убрал склянку.

— Пока достаточно. Вот видите, ваше величество, с Божьей помощью можно многого достичь! Господь не оставляет своих детей.

— Дай… еще! — Молящим жестом царь протянул руки к заветной бутылочке.

— Немного позже, — холодно ответил лекарь, отодвигая ее подальше. — У нас остается одно маленькое, совсем небольшое дельце. Подпишите одну бумагу, и получите свое Проклятое Зе… то есть лекарство в неограниченном количестве. И больше не будете страдать. Никогда.

— Да, да, конечно! Я подпишу!

Короткая передышка кончилась, и боль снова скрутила его.

Вот и бумага. Толстый, шершавый лист. Надо бы хоть прочесть, что там написано, но нет сил даже на это. Да и не все ли равно?

Торопливо, разбрызгивая чернила, он нацарапал свою подпись внизу страницы и откинулся на подушки. Силы оставили его окончательно.

— Вот и хорошо, вот и правильно. — Лекарь рассматривал бумагу, не скрывая радости. Потом аккуратно сложил и бережно спрятал за пазухой.

Теперь он богат. Можно бросить свое ремесло и поселиться где-нибудь в маленьком домике у моря, подальше от столицы. Он уже собирался уходить, когда услышал полузадушенный то ли шепот, то ли хрип:

— Лека-арство!

Вот незадача, чуть не забыл.

— Ах да, конечно, ваше величество. Теперь — сколько угодно.

А через несколько часов, когда солнце стояло в зените, глашатаи прокричали с базарной площади высочайшее царское повеление о том, что Фаррах, начальник третьего отряда царской стражи, получает высокое звание главного казначея и Первого друга царя.

Целый день базар гудел как потревоженный улей. Шутка ли — преемник назначен! Никто не обратил внимания, что исчез куда-то из города Элмор Борг — гипнотизер и фокусник, что много лет потешал народ на ярмарках, предсказывая судьбу и заставляя толстых почтенных отцов семейства ползать на четвереньках и лаять по-собачьи. Наверное, отправился в соседний Каттах, или родной Дарелат, или куда-то еще дальше в поисках новых простофиль, жаждущих быть одураченными. Так стоит ли беспокоиться? В городе и так полно всякого сброда.

Тем более что были новости и похуже. Делфрей Аттон, сумасшедший убийца, бежал из тюрьмы. Болтали, что нынче ночью Фаррах лично допрашивал его. Удивительно только, что именно он хотел узнать от человека, давным-давно потерявшего и разум и человеческий облик.

Делфрей родился в Дальней Северной деревне сорок два года тому назад. Его отец был мелким лавочником и очень радовался рождению первенца. Хотя вскоре выяснилось, что радовался он совершенно напрасно. Мальчик не умел ни ходить, ни говорить почти до пяти лет. Подрастая, он выглядел все более и более отталкивающе — огромная голова, покрытая редкими волосами песочного цвета, тупое, бессмысленное выражение лица, слюнявый рот и выпученные водянистые глаза. Даже мать избегала лишний раз прикасаться к нему.

Отец очень тяжело переживал свое несчастье. Сначала он надеялся, что все еще, может быть, «выровняется», потом стал молиться, ездил по святым местам и много жертвовал на храмы. Когда и это не помогло, стал часто напиваться, пытаясь утопить свое горе в дешевом пиве и самогоне. Дела, конечно, пошли прахом, и Аттоны чуть не потеряли свою лавку.