Положение спасло рождение младшей сестры. Девочка была хорошенькая, крепкая и умненькая. Уже в три года, наморщив лобик и смешно загибая пухлые пальчики, она играла в торговлю. Отец тогда воспрянул духом, бросил пить и работал день и ночь. К тому же как раз в то время началось большое строительство дорог, отовсюду понаехало огромное множество пришлых рабочих, и торговля процветала. Деревня оказалась в довольно выгодном положении, и для ее жителей наступили хорошие времена.
Для всех, кроме Делфрея.
Его всегда считали дурачком, соседские дети часто дразнили его, но он сам относился к насмешкам совершенно безучастно, только скалил гнилые зубы в бессмысленной улыбке. Когда мальчик подрос, стало ясно окончательно, что ни унаследовать отцовскую лавку, ни выучиться любому, даже самому простому ремеслу он не способен. Целыми днями он околачивался дома без дела в ожидании, пока какой-нибудь сосед-фермер не наймет его за гроши на самую черную работу.
Беда случилась жарким летом, когда люди прячутся от зноя по домам, а собаки лежат целый день в придорожной пыли, высунув языки и не в силах подняться. Соседи обратили внимание, что из дома Аттонов раздается ужасное зловоние. К тому же лавку не открывали уже несколько дней, и это в дни летних праздников, когда окрестная молодежь то и дело забегает за сластями, пивом, лентами и дешевыми безделушками. Мать Делфрея была известна в округе как женщина аккуратная, чистоплотная и работящая, а потому соседи заволновались, подняли тревогу и позвали стражников.
Картина, которая открылась вошедшим, ужаснула даже видавших виды. Все в доме было перевернуто вверх дном. На полу, в луже засохшей крови, лежали трупы отца, матери и сестры, уже изрядно тронутые разложением. Они были буквально изрезаны ножом. Поначалу решили, что это дело рук разбойников, которых немало шатается по округе, но в доме не пропало ничего из вещей. Делфрей сидел в сарае, сжимая в руках огромный кухонный нож. Дворцовый лекарь потом подтвердил, что именно он стал орудием преступления. На допросе Делфрей Аттон бормотал всякую несуразицу о том, что мать не дала ему пива, а сестра была с ним чересчур груба. Кажется, он сделал что-то плохое, но точно не помнит, и вообще, они все сами виноваты.
Корин Отмас, главный судья Сафата, известный как человек справедливый, хотя и безжалостный, вынес ему смертный приговор. Но царь Хасилон не решился утвердить его и отдать в руки палача явно сумасшедшего человека. Царь начертал на приговоре высочайшее помилование, и Делфрей Аттон был пожизненно спрятан в каменный мешок подземной тюрьмы Трех Драконов.
Иногда люди очень странно понимают милосердие.
И вот теперь уже десять лет Делфрей Аттон сидел в подземелье, пуская слюни, изредка выкрикивая что-то непонятное и распугивая тюремных крыс грохотом тяжелой заржавленной цепи. В камере стояло такое зловоние, что даже заскорузлые, ко всему привычные стражники избегали туда заходить.
Что же понадобилось там Фарраху?
В эту ночь Олег не спал. Крики и стоны раздавались почти до рассвета, и, кажется, сегодня мало кто спал во дворце.
Олег не находил себе места. Он бесцельно мерил шагами свою каморку. Три шага — поворот, три шага — поворот… Странное нервное возбуждение душило его, не давая сосредоточиться. Мысли путались в голове.
И все-таки, что же делать? Олег уже научился доверять своим ощущениям. Если бы он руководствовался только формальной логикой, был бы мертв уже давно. Он закрыл глаза, попытался отрешиться от своей тревоги. Итак, что мы имеем?
Каким-то образом он оказался в стране, которой нет ни на одной географической карте. Где это? На другой планете, в параллельном мире, в другом измерении? Похоже, этого он не узнает никогда, да это и не важно теперь.
Важно другое — здесь царит самое что ни на есть мрачное Средневековье. И вряд ли его держат взаперти только для того, чтобы потом угостить конфеткой.
Ясно только одно — прямо сейчас, в этот момент происходит что-то страшное. Крики. Стоны. Встревоженные голоса. Беготня по коридорам. Невнятный шепот. Он уловил только имя — Жоффрей Лабарт. Похоже, вся эта суета началась из-за него. Интересно, кто он такой?
Олег почему-то вспомнил, как еще в школе они с приятелем убежали в кино с уроков. Фильм был французский, цветной, невероятно красивый на фоне всеобщей серости, многократно обруганный в прессе, а потому трижды желанный. О чем там шла речь, он, конечно, забыл. Осталось в памяти только лицо прекрасной Анжелики — Маркизы ангелов и ее отчаянный крик «Жоффрей!». Там еще, кажется, кого-то сожгли на костре.
Надо же, какая чепуха лезет в голову.
Так что же остается? Бежать. Бежать из дворца сегодня же. Только дождаться темноты — и прочь отсюда. Похоже, о нем окончательно все забыли, даже прислужник с обедом не появился. Но это даже к лучшему, может быть, его не сразу хватятся.
Бежать — это хорошо, но как? Дверь-то заперта.
Шпилька. Маленькая шпилька, оброненная служанкой. Удачу не гарантирует, но попытаться можно.