Вопросы, выдвинутые следственной комиссией, были не новы и обсуждались сторонами, начиная с 1720 г. С этого времени накопилось огромное количество противоречивых сведений и показаний, которые никто из действующих лиц не мог привести к единому знаменателю. По мере продвижения судебно-следственного процесса некоторые пункты уточнялись, некоторые пересматривались, благодаря привлечению различных источников информации (показаний А. Д. Меншикова, материалов предварительного следствия генерал-рекетмейстера В. К. Павлова, допросов казаков и комиссаров, статистических и учетных данных и т. д.)[1318]
. Помимо процессуальных деталей межевания, судьи старались выяснить два актуальных момента – сколькими дворами действительно владел А. Д. Меншиков и какое количество сборов собрал с казаков. Например, 26 февраля 1723 г. к князю был послан второй пункт от Вышнего суда, содержавший реакцию на ответ князя на первые вопросы (от 7 февраля). В пункте уточнялась финансовая стороны дела: «Понеже сего февраля 7 дня по вопросу з Генерального двора в ответе своем написали вы, что с почепских казаков по данному вам уневерсалу гетманскому оброки збирали. А генерал-рекетмейстер Павлов по ведомости их казацкой доношением показал, что со оных казаков и с их подданных, також з земель их и с мельниц с арендою и з бортного угодья денежных доходов на вас не имелось во взятье по 5650 рублев и по 7 гривен в год. Итого от [1]710 г[оду] по нынешней 1723 год во взятье 67808 рублев 4 гривны. Да в 1718-м году с их же земель с 1688 четверток на канальное дело збирано с казацкой по 43, а з бобыльской по 6 копеек. Того ради Его императорское величество указал вам ответствовать самою истинною, с вышеозначенных казаков денежных доходов толикое ль число, что от них показано, на вас збирал или больше или меньше того числа, також на канальное дело збор с них был ли. И буде был, что оных денег с них во взятье и куда в росходе»[1319]. Разбирательство ходило по кругу. Как представляется, члены Вышнего суда не особенно торопились принимать какие-либо кардинальные меры и уж тем более выносить окончательное решение без четких указаний Петра I. Никаких конкретных решений и резолюций в материалах следствия не имеется.13 февраля 1723 г. А. Д. Меншиков предпринял последний рывок – он отправил государю челобитную с просьбами о прощении. Князь признавал, что, «…желая получить себе прибыль», взял инструкцию И. Р. Лосева и давал ему поручение «…межевать так, дабы мне убытку не было», бил челом о межевании по меже Г. Пушкина в обход жалованной грамоты и гетманского универсала, брал с казаков оброки без должного указа[1320]
. Несмотря на показательное раскаяние князя, царской милости не последовало. Голштинский камер-юнкер Ф. В. Берхгольц, находившийся в то время среди русского двора, так характеризовал положение Александра Даниловича после 13 февраля: «Говорили, что в этот день (19 февраля[1321]. –