Светлейший князь А. Д. Меншиков в кругу сподвижников Петра I

Частые контакты А. М. Девиера с А. Д. Меншиковым подтверждают и эпистолярные источники, которые к тому же дают возможность сделать несколько важных замечаний относительно стилистики их обращений друг к другу[664]. Во-первых, корреспонденцию А. М. Девиера и А. Д. Меншикова отличает наличие так называемой патрон-клиент-ской лексики. Практически каждое письмо А. М. Девиера начиналось и заканчивалось устоявшимися формулами «мой милостивый государь, отец и патрон» и «вашей светлости, моего государя нижайший слуга всегдашний», которые символически маркировали роль, избираемую генерал-полицеймейстером в отношении князя. К этому он добавлял характерные для клиентской лексики словосочетания, подчеркивающие «униженность», «всетягчайшее поклонение», «нижайшее» или «раболепное благодарение». Корреспонденция А. М. Девиера к А. Д. Меншикову полна различными комплиментарными оборотами, которые служили для маркирования лояльности, привязанности и готовности помочь. В процессе обмена корреспонденций А. М. Девиер обозначал себя как послушного клиента, а А. Д. Меншикова – как могущественного патрона, но считал ли он себя таковым в реальности, остается только догадываться. Как отмечает Д. Г. Полонский, анализируя эпистолярный этикет корреспонденции XVIII в., «именование светлейшего “патроном”, “благодетелем” или “отцом” – заурядное, если не шаблонное словоупотребление для его современников различной знатности и должностного статуса», которое к тому же не всегда использовалось для отражения реального покровительства со стороны А. Д. Меншикова, а говорило о попытках получить такое покровительство или продемонстрировать лояльность[665]. Надо полагать, оценка историка может быть распространена и на поведения генерал-полицеймейстера. А. Д. Меншиков, в свою очередь, в ответных письмах был более сдержан, используя нейтральные фразы вежливости, хотя и не без подчеркнутого желания поддерживать хорошие отношения. Например, обращаясь к А. М. Девиеру по делу инспектора санкт-петербургской Ратуши С. И. Панкратьева, в конце письма князь приписывал: «вашей милости ко услужению охочий»[666].

Во-вторых, шаблонные фразы вежливости использовались государственными деятелями для выражения реальной или мнимой благодарности за уведомление о событиях и получение письма. Подобным образом маркировалась заинтересованность в обмене информацией в ту (от А. М. Девиера к А. Д. Меншикову) и другую (от А. Д. Меншикова к А. М. Девиеру) стороны. Согласно нормам эпистолярной этики, А. М. Девиер и А. Д. Меншиков заключали послания просьбами «посещать меня таковыми известиями», «в высокой своей милости нас не оставить и посещать милостивыми писаниями», «уведомить о состоянии вашей светлости здравия, чего всегда слышать хочу» и т. д.[667]А. М. Девиер несколько раз «слезно» жаловался А. Д. Меншикову, что давно не получал княжеской корреспонденции, хотя сам регулярно отправлял ему сведения о происходивших в столице событиях[668]. Князь также посылал генерал-полицеймейстеру укоры в отсутствии уведомлений и решительных действий, правда, не всегда оправданно. Однажды он прямо указывал Антону Мануиловичу, что дела следует «отправлять с поспешением»[669]. На что оскорбившийся генерал-полицеймейстер отвечал с недовольством: «…оныя по моей должности всеусердно и тщательно отправляю»[670]. В 1724 г. А. Д. Меншиков был удивлен отсутствием писем в промежуток с 11 по 18 июня. Генерал-полицеймейстер в ответ оправдывался: «…ио протчем, что изволили упоминать, что я две почты не имел письмами уведомлять как к их величеству, так и к вашей светлости, и о том не извольте мнить, якобы за болезнию или зачем иным, но затем, что мы были уведомлены, что их величество изволят восприять путь свой в Санкт-Питербурх, препроводя торжественный день рождения Его величества, на другой или на третей день, и об вашей светлости сказали, что по шествии их величества на другой день следовать изволите к Олонецким марциальным водам, а ее светлость, светлейшая кнеиня и со всею фамилиею в то же время приимет путь свой в Санкт-Питербурх, и тем случаем не писали, думали, что не застанут наши письма, и о том просим прощения»[671]. Однако случаи недовольства друг другом практически за десять лет ведения регулярной переписки оставались редкостью.