Светлейший князь А. Д. Меншиков в кругу сподвижников Петра I

Зимой 1723 г. А. Д. Меншиков был возмущен поведением поручика Унковского, служившего в Полицеймейстерской канцелярии, который «…пришед на Чернышевской наш дом со многолюдством, не сказав в доме нашем служителем, на деревянных хоромах кровли сломал от чего и окончины перебиты, трубы и печи явились поломаны»[739]. Он добавлял новости, полученные от барона Г. фон Мардефельда, который проживал в этом доме, что напротив строения была построена конюшня, которая загораживала свет, попадавший в окна. Князь просил поведение Унковского рассмотреть, а конюшню перенести куда-то подальше, чтобы она не закрывала жильцам свет. Изучив обстоятельства дела, А. М. Девиер утешал А. Д. Меншикова, что, если поручик своевольно «…не объявляя служителем вашей светлости учинил и сломал, штрафован будет, и о том, изледовав довольные известие, предложить вашей светлости не укосню, а конюшня на оном же дворе как при бытности вашей светлости была, так и ныне стоит и вновь построенного ничего нет»[740]. Несмотря на то что данный эпизод напрямую связан со сферой компетенции А. М. Девиера – Полицеймейстерская канцелярия занималась ломкой и проверкой построенных домов на соответствие регламентациям, – личность обращавшегося (т. е. А. Д. Меншикова) играла немалую роль в вынесении вердикта. Учитывая статус князя, генерал-полицеймейстер должен был отнестись к решению вопроса с особым вниманием. При этом А. Д. Меншиков действовал как частное лицо, он заботился, прежде всего, о своей личной собственности, а не о правильности соблюдения строительных регламентаций[741].

В апреле 1723 г. А. Д. Меншиков снова недоумевал по поводу сломанных мазанок, принадлежавших ему (эту информацию передали служители дома). А. М. Девиер в ответном письме выражал сожаление, что не смог первым сообщить князю о произошедшем и обещал впредь услужить во всем, кроме этого, «…понеже Его императорское величество сам позади оной набережной линеи изволил ходить и что надлежит, велел сломать не у однех ваших мазанок, но и у протчих той линии домов, и в том не извольте иметь никакова мнения»[742]. Через А. М. Девиера А. Д. Меншиков получал информацию о строительных работах, производимых в его доме на Васильевском острове. В разное время генерал-полицеймейстер проверял качество фресок в комнатах[743], сообщал о ходе ремонта внутри и снаружи дома[744].

А. Д. Меншиков надеялся на содействие А. М. Девиера, потакая своим личным прихотям. В декабре 1721 г. князь просил генерал-полицеймейстера приказать написать живописцу парсуны царевны Наталии Петровны и великого князя Петра Алексеевича. А. М. Девиеру пришлось аккуратно ему отказать, так как государь при отъезде приказал писать портреты («персоны») их величеств со всей их фамилией[745]. Поэтому он рекомендовал князю, когда он сможет приехать в Санкт-Петербург, «тех персон у их величества выпросить»[746].

Благодаря тесным деловым и личным связям с А. Д. Меншиковым А. М. Девиер оказался вовлеченным в судебно-следственное Почепское дело, от развития которого зависели судьба и политическая карьера князя. Генерал-полицеймейстер не имел никакого прямого отношения к событиям, развернувшимся на малороссийских территориях, однако, оказавшись к 1722–1723 гг. в катастрофической ситуации – обвинения все увеличивались, а решения не выносилось, -А. Д. Меншиков хватался за любую возможность заручиться поддержкой людей, способных встать на его защиту перед Петром. Объективно оценивая границы политического влияния А. М. Девиера, он использовал его в качестве посредника, имевшего прямой доступ к двумя наиболее близким к государю людям – государыне Екатерине Алексеевне и кабинет-секретарю А. В. Макарову. При этом нельзя не отметить, что А. М. Девиер помогал князю в ситуации, когда связь с А. Д. Меншиковым не сулила ему заметной выгоды.

Первый раз упоминания о Почепском деле встречаются в письмах А. М. Девиера в начале сентября 1720 г. Тогда А. Д. Меншиков писал генерал-полицеймейстеру письмо с просьбой напомнить при случае кабинет-секретарю о необходимости передать Петру I содержание посланий резидента при гетманском дворе Ф. И. Протасьева. А. М. Девиер просьбу князя принял, сожалея, что «…ваша светлость и писать не изволили о том, как можем к тому способа искать». Между делом он добавлял информацию по поводу приезда казацкой делегации во главе с П. В. Валькевичем: «…дни з два тому назад как прибыл от гетмана с письмами особливо присланный к Его царскому величеству»[747]. На этом участие генерал-полицеймейстера в Почепском деле на протяжении ближайших трех лет закончилось.