Что касается стратегической деятельности Потёмкина, то он прежде всего заботился о пополнении убылей в своей армии для предстоящей кампании[513]
. Далее он успел лишить Румянцева значения и влияния на ход дел. Румянцев не был явно подчинен Потёмкину, но должен был все действия своей армии согласовать с операциями армии Потёмкина и быть от них в полной зависимости. Трудно сказать, насколько справедлив упрек некоторых писателей в том, что Потёмкин настраивал императрицу против Румянцева[514]. Нам кажется вполне вероятным, что Екатерина, ограничивая значение последнего, действовала независимо от внушений Потёмкина; но тем не менее Потёмкин сделался главнокомандующим всеми войсками. Румянцев оставался праздным. Князь Репнин, сменивший Румянцева, поступил под начальство Потёмкина. Последний, однако, не играл важной роли в войне, так как Суворов был главным героем похода 1789 года. До чего доходил в это время авторитет Потёмкина, видно из рассказа Энгельгардта, относящегося к тому времени, когда Румянцев, прекративший свою деятельность, жил около Ясс в Жиже: «Генералы из подлости и раболепства редко посещали графа (Румянцева), да и то самое малое число. Один только Суворов оказывал ему уважение, посылая к нему курьеров, как бы он еще командовал армией»[515].Потёмкин со всею армией медленно шел к Днестру; великому визирю удалось военными действиями ввести Потёмкина в заблуждение, и он без всякого основания ожидал открытия турками действий со стороны Бессарабии и против Крыма. Суворов же в это время одерживал блистательные победы. Обманутый операциями великого визиря князь не знал – приступить ли ему к осаде Бендер или нет, между тем как, по мнению специалистов, он должен был вместо поездки в Херсон и Очаков, вместо военных действий около Бендер участвовать в главных операциях Репнина и Суворова[516]
.Главная квартира Потёмкина летом 1789 года была в Дубоссарах. «Ставка его, – писал очевидец, князь Ю.В. Долгорукий, – весьма похожа была великолепием на визирскую; даже полковник Боур насадил вокруг нее сад в английском вкусе. Капельмейстер Сарти с двумя хорами роговой музыки и прочих многих музыкантов нас ежедневно забавлял. Казалось, что светлейший князь тут намерен был остаться навсегда»[517]
. Энгельгардт тоже рассказывает, что «главная квартира (Потёмкина) отличалась против бывшей под командою графа Петра Александровича (Румянцева). Множество приехало жен русских генералов и полковников; беспрестанно были праздники, балы, театр, балеты». Упомянув о Сарти, всегда бывшем при князе, Энгельгардт замечает: «Он положил на музыку победную песнь: «Тебе, Бога, хвалим», и к оной музыке прилажена батарея из десяти пушек, которая по знакам стреляла в такт; когда пели: «Свят! Свят!» – тогда производилась из оных орудий скорострельная стрельба»[518].В сентябре Потёмкин был обрадован известием о победе при Рымнике. Он писал Суворову: «Объемлю тебя лобызанием искренним и крупными словами свидетельствую мою благодарность. Ты во мне возбуждаешь желание иметь тебя повсеместно»[519]
. Он же просил Екатерину наградить Суворова беспримерно щедро. Недаром впоследствии Суворов хвалил Потёмкина в самых восторженных выражениях. В письме к Екатерине он называл Потёмкина «великодушным начальником» и «великим мужем». В письме его к Попову сказано: «Долгий век князю Григорию Александровичу; увенчай его Господь Бог лаврами, славою; великой Екатерины верноподданные да питаются от тука его милостей. Он честный человек, он добрый человек, он великий человек. Счастье мое за него умереть»[520].Екатерина была в восхищении от известий о Рымникской битве. Хотя Потёмкин в ней не принимал участия, она писала ему: «Если бы ты был здесь, то бы я, взяв тебя за ушки, поцеловала, а теперь заочно премного благодарю… Ты, право, умница; спасибо, мой фельдмаршал, что дела ведешь умно и с успехом… я нахожу тебя очаровательным»[521]
.