Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Вероятно, Потёмкин в своем письме к Екатерине сделал замечание, что покои, приготовленные для него императрицею, слишком роскошны. В ответ на это сказано в ее письме: «Господин монах, прошу не монашествовать; вот что я отвечаю на слово келья по поводу твоих комнат, которые я с особенным удовольствием украшиваю. После мира отдохнешь, и Бог подкрепит твои силы, телесные и душевные»[529].

Скоро после этого стало известно, что Потёмкин не намеревался приехать в Петербург[530].

Екатерина и Зубов всячески ласкали в то время Потёмкина. Зубов послал князю в подарок книги. Императрица для него велела сделать драгоценную шляпу и разные другие вещи, которые ценили в 40 000 рублей. «Имя его светлости прославляется повсеместно», – писал Гарновский Попову[531]. В начале октября императрица писала Потёмкину: «Посылаю тебе аптеку целую моих лекарств и желаю от всего сердца, чтоб тебе в оной никакой нужды не было… Вторая посылка есть лисья шуба да соболья шапка, чтоб тебе холод не вредил; носи на здоровье. Лавровый венец еще недели через две поспеет». В письме ее от 20 декабря сказано между прочим: «Ты дивишься моему совету, чтоб ты не заспесивел; вот каково писать за тысячу верст; если б я с тобой говорила в ту минуту на словах, то б ты, поцеловав руку у меня, расстался бы со мною со слезами радости. Как мне тебе не сказать: не заспесивься, видя тебя покрытым успехами, коими тебя Бог благословил. Душа моя, исполненная радостью, хочет лишь одного: выразить желание, чтобы ты избег единственной вещи, которая могла бы повредить величию твоей души. Узнай в этом одну материнскую к тебе дружбу. Кто более тебя заслужил посылаемый тебе венец лавровый? Прими и носи его, если возможно, сто лет. Разумеется, что епископской митры ты от меня никогда не получишь и монастырь никогда не будет жилищем человека, имя которого раздается в Азии и в Европе: он слишком мал для него». 10 января 1790 года: «Ты меня благодаришь с таким чувствием, что до слез тронута была; дай Бог тебе соединить к победам имя миротворца… Жалею весьма, что рука у тебя так сильно болит (следуют разные советы, как лечить ее камфорною мазью, мыльным спиртом…). Как тебе Бог даст заключить мир, то ты будешь благословен в мужах».

Рескриптом от 10 января 1790 года Екатерина дала князю титул гетмана казацких Екатеринославских и Черноморских войск[532]. По этому поводу заслуживает внимания следующее письмо Гарновского к Попову от 21 марта 1790 года: «О пожаловании его светлости гетманом великим никто здесь, кроме графа Александра Андреевича (Безбородко), не знал до тех пор, пока с сим известием не приехал от вас курьер. Какое было удивление в совете при чтении бумаги, которою его светлость принес ее Императорскому Величеству за получение нового достоинства сего благодарность. Вся наша министерия занимается теперь рассуждением, не будут ли соединены со званием гетманским какие-нибудь преимущества»[533].

Новая милость очень понравилась Потёмкину. Энгельгардт пишет: «Его светлость одевался нередко в гетманское платье, которое сшито было щегольски и фасона, который он выдумал, быв пожалован гетманом Екатеринославских и Черноморских казаков»[534].

Получив драгоценный лавровый венок за покорение Бендер, Потёмкин писал императрице: «Лавровый венец, высочайший дар Божией Помазанницы, я получил с преисполненным благодарности сердцем, возложил его на алтарь Господень и принес теплые молитвы. Милосерднейшая мать! Ты уже излила на меня все щедроты, а я еще жив! Но верь, Августейшая Монархиня, что сия жизнь будет тебе жертвою всегда и везде против врагов твоих»[535].

Гарновский упоминает еще о других знаках милости императрицы. Она заказала мраморный бюст Потёмкина с лавровым венком, вышивала для него туфли, обрубливала платки; далее она заказала для него великолепный кавалергардский мундир из синего бархата. 6 февраля 1790 года императрица писала князю: «Прошу поберечь здоровье; оно мне нужно; в холодное время употреби фляшу и чарку, которые сей курьер к тебе привезет. Желаю, чтобы эта вещица доставила тебе столько же удовольствия, как мне отправление ее от доброго сердца…» Екатерина также получала от князя подарки. «За простыни благодарствую, – сказано в ее письме, – в Царском Селе сделаю из них употребление». В другом письме она благодарила князя за табакерку и ковер.

Таким образом, Потёмкин мог надеяться на благосклонное внимание к нему императрицы. Мы видели выше, как Гарновский в 1788 году опасался интриг недоброжелателей князя и как он поэтому желал приезда Потёмкина в столицу для успешного противодействия проискам врагов князя – Алексея Орлова, Завадовского и других. Зимою же 1789/90 года не было речи о какой-либо грозившей Потёмкину опасности. Он преспокойно мог оставаться на юге.