Светлолесье

– И была права, им нельзя доверять!

– Нельзя доверять трусам и глупцам!

– Но ты-то побоялся рассказать мне правду про Дарена. – Зрение все еще не вернулось ко мне, но я знала, что эти слова причинят наставнику видимую боль. – Боялся, что это станет для меня большим потрясением?

– Хочешь правды? Да пожалуйста! – закричал Фед. – Я застрял в теле ящерицы! Стал забывать речь и свои песни! Бывали времена, когда я не осознавал себя! Ох… Как я злился! Как злился! От мыслей дурных не убежать, от боли, что режет без ножа, от ярости – такой же глупой и бессильной, как твоя. И в этом всем нет ничего достойного! Я знал, грядет моя бесславная кончина. Но… потом начал привыкать. Дело шло к тому, что я навеки останусь таким. Погасшим.

Мне стало совестно, и я заерзала. Наставник превратился в ящерицу по моей вине и впервые за все эти годы говорил о своих чувствах после гибели Елара.

– Но меня нашел Дарен. – Фед сделал остановку. – Он почуял во мне колдуна и помог вернуть истинный облик. Я словно заново родился и понял, что жизнь не кончена, я могу еще сказать слово.

– И ты веришь ему? – тихо спросила я.

– Да, – так же тихо отозвался Фед, а потом громыхнул в своем обычном тоне: – Чудь его побери, парень выжил в Аскании, пересек Моинское море, выучился на червенского просветителя и перерыл все их читальни! Он найдет способ приручить Чудову Рать!

Наконец очертания смазанных бликов и теней собрались в целое: ко мне вернулось зрение. На лбу наставника и над верхней губой собрались горошинки пота, на руках – подсохшая кровь и царапины от моих ногтей, на плече – след от зубов и темное влажное пятно. Но глаза с исступлением прожигают насквозь, словно еще немного, и он проделает у меня в голове дыру, залезет туда и раскроет глаза на истину.

В этом они с Дареном были похожи.

– Он почти как ты… Раньше.

Фед с силой усадил меня на пол, и Минт, удостоверившись, что мы не деремся, подошел ближе.

– Но мне не представилось удачи найти корень наших бед, – сухо произнес Фед. – А этот шельмец видит на десять ходов вперед и в нем прорва колдовства!

– А как же Ворон? Разве ты не желаешь отомстить ему?

– Даже Полуденному царю нужна тень, – туманно отозвался он. – И давай руки, сил нет смотреть.

Наставник вычертил руну сращивания, и раны затянулись. Только рубцы червенского ока не исчезли. Мы оба мгновение смотрели на них.

– Ты и сейчас бежишь от боли, – сказала я и попыталась вырваться, но Фед удержал.

– Все изменилось, – с нажимом произнес он. – Прости, Лесёночка. Но сначала дослушай, а потом делай глупости.

– Это была привычка, которую ты позаимствовал у меня, – огрызнулась я.

Фед сел на пол, рядом с обломками стола. Выражение лица наставника означало «таков я есть, и ничего не поделать».

– Все мы немножко безумцы. – Он взял обломки и бережно срастил их между собой. – Но мы те, кто мы есть. И всегда были. Ты танцуешь во тьме, а я делаю все, чтобы песни становились правдой.

– Мы пали не из-за того, что колдовали, а потому что хотели большего. Откусили слишком много. – Я ткнула в Федово плечо, и наставник поморщился. – Боюсь, что Дарену на самом деле нужны наши силы, а не мы сами… и нужны для того, чтобы подчинить себе Рать. Что само колдовство окажется орудием в сражении за власть.

– Это твои слова? – спросил наставник. – Дарен не просто колдун. Он великий колдун, Полуденный царь. Разве не об этом ты всегда мечтала?

Раньше от него пахло не столько брагой, сколько несбывшимися надеждами. Но теперь все изменилось. Когда Фед говорил о колдовстве и Нзире, его голос становился бархатистым, насыщенно-глубоким. Единый ведает, если бы наставник сложил в этот миг песню, она чаровала бы и вела за собой, ибо в такие мгновения, как эти, сила его была велика. Созидающие черпают колдовство в своих же мечтах, и его возрожденная из пепла мечта достигла пика. Даже воздух за Федом загустел, словно Елар и колдуны прошлого стояли рядом с ним.

– Так что вы с травником задумали? – вдруг спросил он, беря меня за руку. – Вы с нами? Ты поможешь разрушить Печать?

Выражение его лица мне не нравилось, как не нравился и сам поставленный передо мной выбор. Я отвела глаза.

Минт кашлянул. Он виновато посмотрел на меня, а затем обратился к Феду:

– А что вещунья? Что делать с ней? Обратно я ее не поволоку…

– Вещунья?

Фед резко переменился в лице.

– Да. – Минт нахмурился. – Ольша. Рыжая. Вещунья. Она сказала, как разрушить Печать, но…

– Вы привели ее сюда?

Глаза наставника расширились. Моя ладонь выскользнула из его, а сам Фед вскочил с отчаянными криками:

– Найдите ее! Дарен говорил, что у Ворона в Линдозере есть помощница!

Мы с Минтом переглянулись. Нам обоим, конечно же, вспомнилась странная история рождения Ольши. И вдруг гора снова загудела. Печально, тревожно.

Я сорвалась с места. Ноги сами собой несли меня по чертогам огромного горного лабиринта, по его каменным и самоцветным залам, по палатам наставников, по узким горницам учеников…

– Нет… Эй! Кто-нибудь! Аррадо маос! Аррадо маос!