Светлолесье

Фед раздумывал, прежде чем ответить.

– Колдовство крови, Лесёна, – это все, что мы знаем. Быть может, ему просто нужна кровь колдунов.

Голову обнесло жаром. Вот зачем особый карательный отряд Колхата! Вот зачем он ищет настоящих колдунов! Алый Ворон плетет свои чары из нашей крови!

– Чудовище, – сказала я. – Но как становятся такими колдунами?

– Нужно крепко захотеть чего-то. Так сильно, так яро, что пойдешь на что угодно, лишь бы это получить. – Фед неотрывно наблюдал за мной. – Нужно украсть чужую силу.

– И кровью сплести связь между собой и другим?

– Да. Говорят, чем могущественнее колдун, тем труднее устоять перед соблазном.

Значит, мы действительно можем причинять вред людям. И все эти жуткие истории про колдунов древности – не сказки. И Драург в чем-то был прав, когда говорил про души – семена тьмы?

– Не только вред, Лесёна, – вдруг сказал Фед, будто угадав мои мысли. – Мы создаем. Помогаем. Ведь все зависит от того, к чему ты стремишься.

– Если бы пришел Полуденный царь, он наверняка объединил бы нас ради…

– Белой дороги, путники.

Как из-под земли перед нами возник мужчина в серой жреческой одежде. Просветитель. Одной рукой он опирался на посох, а другой прижимал к себе туго скрученные берестяные свитки. Смоляные пряди небрежно падали на глаза, обрамляя смуглое лицо с тяжелым, круто выпирающим подбородком. Жрец не носил бороды.

Я поклонилась, и, когда подняла голову, первым, на чем остановился взгляд, оказался темный, резко очерченный и даже какой-то порочный изгиб губ. Возникшая на долю мгновения усмешка, точно прикосновение огня, обожгла меня и смутила.

– Вам нужна помощь или совет, добрые путники? – Жрец осенил нас знамением Единого.

Голос у него был мягкий, но, казалось, будто в нем растворено веселье. Конечно, встретить на улице просветителя – дело обыкновенное для Святобории. Но приветливость этого жреца лилась на нас, словно густое масло.

Минт сказал, что мы ищем постоялый двор. Я следила за незнакомцем, так мне хотелось снова застать это странное выражение его лица.

– Да, у нас есть постоялый двор, и там сдают комнаты, – сказал просветитель. – Но для путников вроде вас найдется и кров в мунне.

– Благодарю.

– Я провожу вас.

– Нет, – резко произнес Минт. – Где эта корчма?

– Я бы не советовал идти туда сейчас. В это время…

– А где постоялый двор?

Просветителю явно не понравился тон Минта. Как и мне – навлекать немилость жрецов. Это выйдет себе дороже. Но наемник хотел быстрее устроиться в городе и найти то, зачем мы явились сюда. Похоже, он разочаровался сыскать славу в таком захудалом месте.

Просветитель указал посохом на неприметные окна соседнего дома. Минт взвалил себе на плечи суму и уверенным шагом направился к корчме.

Я поклонилась и поспешила за другом. Пусть этот жрец не внушал привычной неприязни, но чувствовалось в нем что-то настораживающее, что-то, от чего хотелось быть подальше.

– Лесёна, живее. – Минт втолкнул меня в узкий проем с хлипкими дверками, над которыми болталась вывеска «Телец».

– Устраивайтесь, – сказал Фед, спрыгивая со штанины Минта на пол. – А я прослежу за этим жрецом. Надо же пользоваться обликом ящерицы, раз уж я в нем застрял.

– Хорошо, – сказала я. – А ты не…

Но ящерица уже скользнула в трещину между досками.

– Он хочет как можно быстрее все разузнать, и я его не виню, – пробормотал Минт и, встретившись с моим растерянным взглядом, решительно двинулся вглубь корчмы.

Я пошла следом и сморщила нос от одуряющего запаха чеснока. Вместо привычных глазу красных перчиков стены украшали белые плетеницы. Кроме нас в корчме сидел парень, грызущий сухарь, да пропащего вида мужичок, который в нашу сторону и посмотреть-то не соизволил.

Минт принялся напевать «Царевну-бродяжку». Когда стало ясно, что служки куда-то запропастились, наемник встал, подошел к стойке и постучал по дереву. Потом он поморщился так, будто промедление доставляло ему ощутимую боль, и застучал снова.

Когда Минт бил по деревяшке второй раз, грохот мог не услышать только глухой.

– Да занята она счас. – Мужик за столом выкатил на Минта мутные глаза.

– И сколько же ее дожидаться?

– Не наю, – ответил тот и задремал над своей ополовиненной чаркой.

Минта такой ответ решительно не устроил, и он в третий раз задолбил по стойке.

Горшки со снедью на столе и бутылки на стене отозвались жалобным звоном, но своего он добился: дверь во внутренние комнаты распахнулась и оттуда вылетела, точно камень из рогатки, пышнотелая святоборийка. В одной руке она держала крышку, а другой сжимала бочонок с огурцами, что наводило на мысль, будто бочонок открыли только что и сделали это голыми руками.

– Доброго дня, прелестница! – Минт состряпал на лице улыбку. – Нам нужна комната или лучше две.

На лице прелестницы не дрогнула ни одна жилочка.

– Комнату? – процедила она холодно. – Комнату подать?

Наемник кивнул, затем вдруг вытащил из-за пазухи тугую нитку малахитовых бус и положил ее на стол между ними.

– Лучше две, – повторил он, приглаживая усики. – И позови хозяйку.