Светлолесье

Альдан жил в небольшой, но крепко сработанной избе на отшибе Линдозера. По крыше шла кайма потемневшей от времени затейливой резьбы. На закрытых ставнях не было ни одного мазка узора, зато во дворе буйствовали краски: черемуховое дерево белым облаком нависло над крыльцом, лавка под окном тонула в кустах дикой смородины и тьма-тьмущая сорных трав поглотила собой весь забор вокруг дома.

Неподалеку, над заводью Вороненки, угрюмо стояла скособоченная водяная мельница. Я вспомнила рассказы Феда, что раньше на мельнице всегда обитала чудь. Она помогала вращать лопасти и пакостила, если мельник скупился на подношения. Наставник рассказывал истории о том, как колдуны прошлого усмиряли разбушевавшуюся чудь и примиряли ее с людьми. Как давно это было! Эта мельница словно сама еще помнила те времена: колесо поросло мхом, лопасти изъели жучки-короеды. Деревянное русло, пролегавшее вдоль реки, тоже наполовину истлело. Как давно травник жил один?

Я одернула себя. А мне-то какое дело?

Когда мы отошли к заводи, я вытащила из сумы гребень и принялась водить по спутанным волосам.

– Как мы тут очутились? – спросила я посуровевшего наемника.

– Я довел нас до мельницы.

– А что сталось с Колхатом-оборотнем?

Минт с недоверием глядел на меня.

– А ты не помнишь?

– Я стала сильнее. Обряд сработал.

– Да, ты одолела чудовище и спасла нас.

– А дальше?

Я искала глазами Феда. Чей голос я слышала перед тем, как все померкло?

– Не знаю. Но ты больше не будешь ничего делать из тех проклятых обрядов, Лесёна, – сказал Минт. – Пообещай.

Кажется, наемник был взволнован. Или зол.

– Лесёна?

– Нет у жрецов такой силы, чтобы заключить колдовство в железо! Таблицы были не прокляты, но Драург как-то почуял нас через них…

Минт метнул на меня мрачный взгляд.

– Тебя он почуял, Лесёна. Твою силу. Я не знаю, что за тварь этот Драург, но остерегись вещиц, принадлежавших ему.

Я задумалась. Не оттого ли меня так влекло к таблицам? Быть может, Ворон дотянулся сквозь них до меня, как до Уляны? Если так, то опасность должна была уйти после того, как я очистила таблицы огнем.

– Что-то нечисто с тем колдовским обрядом, – сказала я, отводя глаза. – Я делала все правильно, но что-то мешало мне.

Минт крепко схватил меня за руку. Я вскрикнула и выронила гребень.

– Мы не знаем всего, и ты сама говорила, что истинные знания утрачены! Ты видела, что сделалось с Колхатом? Хочешь так же? Не заигрывай с древними штучками. Фед, скажи ей, что я прав!

Я моргнула.

– Так он не с тобой?

– Я думал, он с тобой!

Мы обернулись к мельнице.

– Я тут, – раздался голос наставника из травы. – Искал постоялый двор, пока вы тут у травника прохлаждались.

Фед взобрался на плечо Минта и оглядел нас, будто провинившихся детей.

– Ну! Что опять не поделили?

– Ничего, – отозвались мы хором. – Идем скорее!

– Ах ты…

Альдан закусил порезанный палец и отложил серп.

Такого с ним давно не случалось, травник всегда был чуток при сборе. Это даже не прихоть, а надобность, иначе не добиться, не поймать целебной силы. Травы чуют помыслы того, кто к ним прикасается.

А помыслы у Альдана сегодня были скверные.

Все началось ночью, когда смутная нарастающая тревога не давала уснуть. Промаявшись в безуспешных попытках отдохнуть, он поплелся собирать травы, а на обратном пути наткнулся на незваных гостей. Среди ночи к Дану не раз прибегали горожане за помощью, но эти чужаки явно сами искали невзгод. Отбившиеся от рода вакханы, судя по виду и выговору, умудрившиеся побывать в нескольких царствах. Парень Дану сразу не понравился: взгляд цепкий, быстрый. На лице и на теле – полосы ран. Когда думал, что Альдан не видит, морщился и тер ребра, наверняка ободранные в какой-нибудь стычке. Говорил мало и ухмылялся. Чем не разбойник?

Девица тоже доверия не вызывала. Волосы все перепутаны, от потрепанных чужеземных одежд пахнет пеплом, под ногтями грязь. Где это видано, чтобы молодая женщина расхаживала в таком виде? Но больше всего Альдану не понравились глаза девицы, тоже непонятные совсем. Была там какая-то дикость, какая-то нездешняя черта.

За такими размышлениями Альдан и застал себя в тот самый миг, когда стебель аники вывернулся из-под руки и серп оцарапал кожу.

Травник с досадой вздохнул и выпрямился.

Камень, на котором он стоял, находился на излучине Вороненки и оброс целебными травами. Аника любила питаться илом и росла на мелководье, в тех местах, что прогревались солнцем. Но сейчас трава, несмотря на туман, иссохла, и толку в ее сборе, строго говоря, не было.

Пустой день.

Над лесом зависла плотная сине-сизая хмарь, которая иногда приходила с севера на Линдозеро, с болот. Зимой и по весне она, бывало, приносила немало разных чахоточных хворей. Но на пороге лета еще ни разу, в бытность Альдана здешним травником, не показывалась.

Вдруг он услышал вороний крик. Пронзительный. Торжествующий.

Альдан поднял глаза: над еловым бором взвилась стая птиц. Немой лес поглотил визгливое карканье, но по реке еще долго катилось эхо.

Слишком много странностей для одного дня.

Альдан поморщился.