Просветитель пообещал рыдающей святоборийке заступничество и отправился вслед за ними. Я потрясенно смотрела на его удаляющуюся спину.
На площади воцарилась мертвая тишина и слышались, затихая вдали, только всхлипывания и причитания жены Тарася.
Я пришла в себя, когда кулаки свело болью. Тогда разжала пальцы и посмотрела на кроваво-красные лунки от ногтей, отдышалась и поправила наручи.
Больше на площади никто не возмущался.
Солнце зашло, оставив мерцать опаловые переливы облаков, и народ потянулся по домам, не забывая опустить медную монетку в чашу для пожертвований.
– Что с ним будет? – тихо спросил Минт.
– Плетей дадут, скорее всего, – ответил Фед сиплым голосом. – А ты не знал?
Парень нахмурился.
– Его должны судить согласно Закону. И доказать вину. А вдруг он единственный кормилец? Ну или суд должен вести сам княж.
– Минт… Здесь тебе не Сиирелл, – произнесла я.
Наемник отвернулся, а потом с горечью сказал в сторону:
– Но тот мужик был прав. Одна беда от колдовства.
Фед перебрался к нему на плечо.
– Минт, ты расстроен, но это не значит…
– Тогда любая война – зло, – прошептала я. – Любое насилие – зло. И то, чем ты выбрал добывать себе деньги и славу…
– Нам всем жилось бы легче, если бы можно было разделить мир на светлое и темное, друзья, – сказал Фед. – Но полутонов бесчисленное множество. Идемте к травнику.
Но слова наемника углями упали на наспех залатанное после сегодняшней ночи полотно моих убеждений.
– Чем же моя сила отличается от твоей, Минт? – воскликнула я. – Это то, с чем я родилась. Значит, Единый, Отец-Сол или Странник – или кто там главный сейчас – хотел этого. Я, как и ты, пытаюсь защитить тех, кто мне дорог.
– Лесёна, мы должны идти. – Фед бессильно метался на плече наемника. – Здесь нельзя так громко…
Но чем больше он пытался погасить, тем сильнее раздувал пламя. Какими-то остатками здравомыслия я понимала, что нельзя видеть в Минте всех противников колдовства, но меня несло.
– Я не могу сказать, Лесёна, но вижу, как это меняет тебя. – Минт смотрел на меня так, словно впервые видел. – Ты душу готова продать за то, чтобы стать сильной.
На мгновение я лишилась дара речи.
– Ну прости, что тебя коснулась эта чернота! – выпалила я. – Прости, что потащила тебя с собой!
Но что, если Драург прав, и жаждущие сил колдуны теряют больше, чем находят? Вдруг я теперь поддаюсь чему-то неуправляемому, недоброму, искушающему?
По лицу наемника прошла судорога, и он осел на землю.
– Минт!
– Идем к травнику, – с гневом сказал Фед. – Поиграли и будет. Теперь только попробуйте ослушаться.
Весь вечер Альдан повторял себе, что его это не касается, но раз за разом мысли возвращались к выжженной поляне и догадкам, что же там произошло и причем здесь его незваные утренние гости.
Травник осаживал себя тем, что это дело червонных жрецов. Они сами разберутся. Уж в чем-чем, а в тайнах червенцы из княжеской крепости превосходили всех в Линдозере.
Да и что толку ввязываться в это? Ради чего? Можно намного полезнее потратить время, и вторая половина дня была именно такой. Альдан варил и разливал по плошкам Живу, средство от синяков и царапин, потом навещал соседских детей, вторую седмицу маявшихся простудами.
На обратном пути Альдан решил сделать приличный крюк по Линдозеру. Он объяснял себе это тем, что нужно оставить ножи на заточку у кузнеца, но, по правде говоря, по городу ходить он не любил, да и за своими орудиями сам ухаживал отменно.
Но все же пошел.
Как всегда, самой нуждающейся частью Линдозера оказались девицы: сначала дочь свинопаса, потом ее молодая мачеха, затем близнецы-дочки стряпухи из корчмы. Очень скоро травник начал тяготиться этой прогулкой – все девицы были здоровы и маялись от безделья – и вернулся, так и не дойдя до кузнеца.
Дома травник увидел свой жухлый утренний сбор, пустые кружки на столе и разозлился всерьез.
Пора было что-то с этим делать.
Сначала Альдан вылил на себя ведро колодезной воды, переоделся, а потом в наказание за пустой день заставил себя чистить златарный корень – самое нудное и трудоемкое занятие из всех возможных.
Травник разместился на крыльце, чтобы дневной свет служил ему подспорьем как можно дольше, и принялся за работу. Чистить полагалось осторожно: корень был похож на лук, и его целебный сок хранился всего в нескольких слоях. Счистишь лишнего, и весь корень можно смело выбрасывать.
Из-под крыльца вылез Серый. Он сунул морду в корзину, чихнул и отсел подальше, на привычное место у ступенек. Там он обернул коротким хвостом лапы и недовольно посмотрел на хозяина.
Альдан обрадовался коту.
Он подобрал Серого на улице, выходил. Обычный котенок вымахал со среднюю собаку, и травник всегда немного смущался, когда люди приставали к нему с вопросом, чем он так откормил свою животину.
Правда, хвост у найденыша толком не вырос. С другими кошками Серый не ладил, а вот с некоторыми собаками, особенно сторожевыми, у него завязалось нечто вроде дружбы. Те могли кинуться на прохожего, а на наглого здоровенного кошака взирали с уважением.