Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

— Давай где-нибудь присядем, — сказала она — Что-то у меня голова закружилась.

Мы сели на лавочку. Я закурил.

— Ты что же и в тюрьме сидел? — опасливо спросила она.

— Сидел, но это в другой раз, — признался я — И совсем немного. Месяца два.

— А потом?

— А потом сбежал, — легко ответил я.

Она отодвинулась и вытерла носик.

— А сидел за что?

— За побег, сказал я.

— Я что-то не понимаю, — она потрогала лоб.

— А что тут понимать? — сказал я — Дезертировал из части и посадили.

— Дедовщина?

— Да нет, просто надоела несвобода. И чтобы других не убивать. Помолчали.

— А у тебя хобби есть?

Я подумал и сказал:

— Ты знаешь, наверно, есть. Люблю ничего не делать.

— И даже марки…?

— Что марки?

— Даже марки не собирал?

— Одно время я собирал пустые бутылки. Правда, недолго. А марки нет. Как-то не получилось с марками.

— А природу любишь?

— Это люблю. Когда-то я работал сторожем в морге и у меня там даже живой уголок был. Свинка была, правда, морская, и ёжики, муж и жена.

— Живой уголок в морге? — с сомнением сказала она.

— Ну да, — сказал я, удивляясь её сомнению.

— Ты женат? — наконец спросила она о самом насущном.

— Нет, не женат.

— Ещё или уже?

— Уже.

— А из-за чего?

— Она меня не любила.

— Я её понимаю, — вдруг сказала она.

— Я тоже, — вздохнул я и встал. — Пойдём я тебе мороженное куплю.

Мы съели по мороженному. Ела она красиво. Я как всегда.

— Не чавкай, — даже попросила она.

Я смотрел на её куриную грудь, несуразные ноги и думал, что надо прощаться. Ничего я её дать не мог, да и не хотел. И мне от неё ничего не было нужно. Нет никакой основы для продолжения. Но почему-то не уходил.

Зажглись фонари. В ресторане «Поплавок» уже настраивали электрическую бас-гитару для вечерней музыки. Стали подтягиваться девушки для своего вечернего бизнеса.

— А хочешь — сказал я, — пойдём ко мне? Тут через квартал.

— Я не могу так сразу, — подумав, сказала она и даже потупилась.

— Извини, — с облегчением сказал я.

Я провёл её мимо хихикающих проституток на автобусную остановку. Дал ей свой домашний телефон. Она дала мне свой. Пообещали перезваниваться.

Что сказать, её телефон оказался вымышленным. Впрочем, как и мой.

Главное-спокойствие!

— Ты чего такой весь помятый? Как из задницы вылез, — спросила жена, оглядывая меня перед выходом и морщась.

— Каков поп, таков и приход, — ответил я, чтобы отвязаться.

Жена по глупости сначала восприняла это за комплимент, потом за шутку, а когда мы вышли из подъезда, она поняла, что это — тяжёлое оскорбление.

— Ты на что намекаешь? Что я плохая хозяйка?

— Я ни на что не намекаю, — сдержанно сказал я — Просто пословица такая.

— Нет, намекаешь! Ты всё специально. Чтобы все видели! Твои измятые брюки… Ходишь, демонстрируешь. Вот какая плохая у меня жена. Ты специально меня позоришь. Специально! За что ты меня так ненавидишь, за что?! Как это подло…

Она напоминала мне бестолковую дворняжку, которая долго лает после того, как над головой пролетела муха. Чем так орать, лучше бы действительно погладила мне брюки.

Я молчал и старался сохранять спокойствие. И даже не старался, оно как-то само сохранялось.

В гости мы естественно не пошли и вернулись домой. Жена ещё немного повизжала о своей загубленной жизни, потом заговорила нормальным человеческим голосом. Перешла, так сказать, к главному.

— Если бы ты знал, как я тебя ненавижу.

Господи, как я ей верил! Искренность меня всегда подкупает. Надо было что-то ответить и я сказал:

— Это твои проблемы.

— Как я мечтаю, чтобы ты быстрее сдох. О как я об этом мечтаю! — продолжала она развивать дальше.

Это было что-то новое в её репертуаре. И даже пугающее. Тем более таким тихим, задумчивым голосом. Количество переходило в качество. Я даже не нашёлся, что сказать и сидел потрясённый. Тут по радио добрый женский голос сказал: «Московское время тринадцать часов», и я вдруг отчётливо понял, что это пришло время разводиться. Нельзя так её мучить своим существованием. Грех. Надо уйти…

* * *

… Когда нас развели, я вышел на судейское крылечко и закурил, оглядывая небо и треснувший мир вокруг. О мои наглаженные брюки начала тереться какая-то доверчивая кошка. Это меня доконало. Я посмотрел вниз на животное, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Но было бесполезно. Спокойствие превращалось в тупую свинцовую апатию.

Я знал, что это надолго.

Совет да любовь

Ко мне раз соседка пришла. Не дадите ли мне, говорит, вашу мясорубку? Буквально ненадолго. А соседка безмужняя. И халатику неё застёгнут не на все пуговицы. Макияж наложен и не кучей, а равномерно. И ноги параллельные до красивости. Я говорю: «Да вы проходите». Угостил её водкой. Разговорились. Потом помолчали. Незаметно дело дошло до поцелуев. А после короткой остановки на пуговицах пошло ещё дальше. Финишировали мы одновременно. Дал я ей потом мясорубку. Гляжу, а она опять халатик расстегивает. Я говорю: «В чём дело?». А она: «Мне ещё две луковицы и соль надо».

Через месяц за два стула она вышла за меня замуж. И я до сих пор не жалею. Чего эти стулья жалеть?

Приворот

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия