Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

Всю жизнь я отличаюсь от других людей. Сильно отличаюсь. И не в лучшую сторону. Изменить себя не удаётся, люди почему-то тоже не меняются — отсюда антагонизм. Отсюда противофаза. Жертва самого себя. Но неужели человек создан для того, чтобы родиться, накопить на машину, наворовать на коттедж, отдохнуть от воровства на Канарах и умереть?

Я ещё подымил на люстру. И решил проветриться, то есть прогуляться. Может поможет, хотя знал, что нет. А по улицам шагали куда-то целеустремлённые, крепкозадые люди и ветерок почтительно овевал их благополучные лица. Некоторые шли парами, некоторые по-сталински тройками. Некоторые смеялись. Знающие и сильные. Они видели что-то впереди — какую-то материальную цель. Они знали, что делают. Они знали, что им нужно…

И тут я испугался. И, погибая от зависти, быстро вернулся в свою конуру. Долго лежал на диване и потрясённо смотрел в потолок.

Смотрел долго, пока потолок не начал тоже смотреть на меня. Страх и безнадёжность, как две змеи слились в обычный клубок. Я таким, как все люди не был и никогда не буду. Таким как они. А притворяться противно, да и не умею. С каждым днём эта пропасть росла. И видимо настало благословенное время, когда я уже просто не могу её преодолеть. Час «X» настал. Видимо это непоправимо и навсегда. Золушки остаются Золушками, потому что надеются на фею, а не на себя. Надо довольствоваться тем, чего нет. Я с этим миром на ножах и хватит заискивать и ходить к нему на поклон. Какой я есть, такой я есть. У них своя свадьба, у меня своя. Просто у них веселее и многолюдней. И столы побогаче. И морды пошире. А у меня лысый столик на одного. Ну и что? Ещё неизвестно, что лучше. Буду радоваться тому, что есть, пока оно есть. Но сил радоваться у меня уже нет. Всю силу воли я уже разбазарил. Ослаб и уморился от депрессий.

Я ещё выкурил одну штучку и лёг спать, чтобы этот день побыстрей прошёл. Да и жизнь тоже. Иногда я жалею, что в сутках всего 24 часа, а не меньше. Во сне хорошо. Во сне мама. А пока я сплю, может что-нибудь изменится. Или в мире или во мне. И будет мне счастье. Я улыбнулся человеческой глупости и, как Цезарь, когда его убивали, накрыл голову. Чтобы никого, только я. Ку-ку, придурок.

Свадьба

… Вот он волнующий день. Врачи сказали: «Вы бы ещё через месяц пришли» и пожалте в ЗАГС, регистрироваться и одаривать друг друга кольцами. Глупейший и циничный, нужно сказать, церемониал. Одно слово «брачующиеся» чего стоит. Но что делать? Наспех выпивается вместе с пузырьками, входящими в прейскурант, бутылка шампанского, фотограф — эта улыбчивая скотина, требует добавки, потому что у него какая-то особенная плёнка. Друг с радость платит, поскольку деньги не его. Невесту подташнивает, и она счастлива. У жениха же такое чувство, что ему снится кошмарный сон и он никак не может проснуться.

А в кафе «Солнышко» на столах цветут сирени и стоит культурная пища. Вокруг мягко, как барсы перед прыжком, прохаживаются разнопёрые гости и, попирая пыльными сандалиями свежевымытые полы, покашливают в кулачки: «Где же молодые? Пора бы и за стол». Они все еще такие скромные, как синий платочек, и приличные, как опыление цветов. И вся подлость, глухое и тёмное, что неминуемо присутствует в каждой отдельной человеческой единице, в них ещё спит и не выглядывает наружу, поскольку все пока трезвые. Впрочем это касается и хорошего.

А молодые тем временем едут, как исторически сложилось, с бубенцами по городу. У жениха чёрный костюм и такие же мысли. Он вдруг с каким-то грустным чувством отмечает, что подруга невесты, несмотря на прыщи, всё же гораздо симпатичнее его уже жены и завидует, не сказать по-хорошему, другу. А друг, бабник во всём, ласково и умело потихоньку подбивает под подружку клинья. И та похоже очень даже и не против.

Да и вообще жениху всегда трудно. Всех глупее на свадьбе будет выглядеть именно он. Жених измучен предсвадебными хлопотами и еле таскает ноги. Ко всему у него вот-вот лопнет голова. Вчера он безобразно и жадно напился с друзьями своего белобрысого детства — иначе бы просто не выдержали нервы пережить весь этот дурдом. И самое тяжёлое ещё впереди. Но всё должно получиться. Главное, чтобы отец на свадьбе не хватил лишку и не стал бы как обычно квасить морды окружающим. Кроме того, жених узнал нечто ужасное. Значит, кроме Артура, милиционера — кинолога и левого крайнего, был ещё какой-то Гога. А ему клялась, что это случилось с ней только однажды, и она сильно сопротивлялась. Жених вытирает платочком обильный похмельный пот и начинает, фантазируя, смотреть на открытые колени подружки. И ему становится совсем невмоготу.

Наконец приехали. Наконец сели. Вперёд выступает тамада.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия