Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

Кривоносый, с зубами из нержавеющего феррума мужчина в соку и с гармошкой под мышкой. Он в белой с хрустом рубашке и брюках с вонючим, сделанным под кожу ремешком. Он волнуется. Сегодня его день. Тамада отводит жениха в сторону и объясняет, что когда он делает рукой так, то нужно вставать и кланяться теще. Вообще-то он давно знает эту стерву, и её убить мало, но жених это сделает потом, а сегодня нужно кланяться. Жених уныло кивает и протискивается на своё рабочее место. Проходя, он задевает грудь подруги и горько думает: «У неё и сиськи лучше!».

Стол впечатляет, особенно натощак. Огурцы, помидоры, восемь уток в зелени. Само собой колбасы, языки и прочий натюрморт из салатов. Всё это приятно оживляют, если можно так сказать, два молочных поросёнка с пучками петрушки во рту. Такую молочную кухню любят все. В закатном солнце играют весёлые блики от бутылок. Водка стоит открытая, чтобы избежать кражи. Но гости опытные и некоторые принесли пробки, так что воровство будет.

Вначале наливают мушкетёрскими дозами. Первые три тоста гости бодро и молча кушают и ухаживают друг за другом. Следуют тосты за родителей. Обе мамы согласованно вытирают слёзы. Отцы более сдержанны. Они помнят о своих несметных долгах. Да и кадровый состав гостей их печалит — много молодёжи, которая лишнего не подарит.

Тут перекур. Гости условно разделяются на три нестройные кучки: со стороны невесты, со стороны жениха и группа с огнеупорными лицами со стороны неизвестно кого. Потом обнаруживаются общие знакомые и кучки постепенно перемешиваются. Симпатия между другом и подругой нарастает, это видно невооружённым взглядом. Уже слышны шутливые намёки: вот, мол, ещё одна хорошая пара, вот и ещё будет свадьба. Друг делает вид, что у него угадали самое сокровенное желание, и принимает личину целомудренной стыдливости. Подруга краснеет чистосердечно. «А что, чем не жених» — весело думает она. Хотя в первый день ей пить нельзя, она при заботливом содействии друга хлопнула четыре рюмки, и эти мысли ей простительны. У друга планы иные, нехорошие планы: «Накачать её и к Пашке. Гадом буду, если не трахну».

Тут на крыльце опять блестят железные зубы, и тамада говорит бессмертную фразу: «Дорогие гости и сватья, просим к столу!». После шестого тоста начинаются первые пьяные и кончаются последние трезвые. Оживление нарастает. Мужчины чувствуют себя молодцами, женщины роковыми красавицами.

Наступает самый щекотливый и меркантильный на свадьбе момент. Тамада голосом Левитана, болеющего насморком, опять говорит: «Дорогие гости и сватья!» — и призывает присутствующих поддержать молодых деньгами. Он глубоко заинтересован — ему ещё не заплатили. Рядом с тамадой материализуется краснощёкая Матрёна с подносом и подбадривающее смотрит на гостей. Многие стыдливо дарят в конвертиках без обратного адреса, но тамада своё дело знает туго — конвертики он вскрывает и безжалостно называет сумму. Некоторым приходится краснеть. Процедура затягивается, потому что малое количество денег стараются компенсировать большим количеством слов.

Потом приходит черёд танцев и начинается борьба. Борьба между гармошкой тамады, к которой тяготеет старшее поколение, и магнитофон дискжокея Гарика. Гарик — очень сутулый и по-юношески румяный блондин в замшевом пиджачке с оторванными пуговицами, смотрит на тамаду исключительно исподлобья. В кармане у него вилка, и он чувствует себя, как Фани Каплан на заводе Михельсона. Но тамада не снимает гармошку с плеч, даже когда уходит в туалет, и проткнуть её вилкой нет никакой возможности.

В танцах наблюдается полное смещение стилей. Кто-то танцует лезгинку, кто-то пляшет балет, кто-то предпочитает раскачиваться на стуле. Пыль стоит столбом. Все шатаются и смеются от пьяного счастья. Самый трезвый тамада — он опытной рукой ведёт свадьбу к её безобразному апогею. И вообще ему не нравятся свадьбы без драк. Несолидно как-то.

Через два часа свадьба наконец начинает сбавлять обороты. Молодых в это время увозят, старых уводят, Гарика уносят. На некоторых тарелках вместо закуски лежат головы гостей. Остаются только ближайшие родственники. Они, обливаясь потом, поют «Эх мороз — мороз». Поют так, что в дверях дребезжит засов, а в коридоре начинает искрить выключатель. Всё мирно и без поножовщины. Слегка разочарованный тамада сидит в углу и налегает на водку, а то его уже мутит от минералки.

А друг, поддерживая ослабевшую подругу, ведёт её среди городских огней к Паше, чтобы разделить с ней свой холостяцкий ночной досуг. Бедняга, он не знает, что это ещё та штучка, и что с ней он проваландается до самого утра с нулевым результатом.

Синий чулок

Лица у всех разные. Особенно у меня. В общем кому как повезёт или как не повезёт. Лотерея на генно-хромосомном уровне, которая определяет всю жизнь. У мужчин это не так откровенно и выпукло. Пониженную внешность можно сбалансировать повышенным умом или энергичностью. Существуют ещё деньги, которыми можно компенсировать если не всё, то многое. Одним словом есть лазейки и обходные пути через огороды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия